Филиппа Грегори - Королевская шутиха
— Боже мой, Джейн, ну и мужчина! — прошептала она и по-девчоночьи захихикала.
Джейн Дормер так и покатилась со смеху. Она развернула весь холст, после чего отошла в угол, любуясь портретом.
Принц Филипп и впрямь выглядел обаятельным мужчиной. К тому же он был едва ли не на пятнадцать лет моложе королевы. У него была темная бородка клинышком, темные улыбающиеся глаза, полные чувственные губы. Принц отличался правильным телосложением, широкими плечами и стройными ногами. Художник изобразил его в темно-красном камзоле, с темно-красным беретом на голове, откуда щегольски выбивалась прядка вьющихся темно-каштановых волос. Такой мужчина был способен нашептывать женщине о своих любовных желаниях до тех пор, пока та не разомлеет и не станет податливой. Чем-то он был похож на богатого повесу, если бы не волевые складки вокруг рта и поворот плеч, свидетельствующие о том, что он способен честно вести дела.
— Как он вам, ваше величество? — спросила Джейн.
Королева молчала. Я бросила взгляд на портрет, затем на Марию. Она буквально пожирала портрет глазами. Где-то я уже видела такое выражение лица. Ответ пришел мгновенно: у себя. Я выглядела точно так же, когда думала о Роберте Дадли. Такие же распахнутые глаза, та же дремлющая улыбка.
— Он очень… приятный, — сказала королева.
Джейн Дормер встретилась со мной глазами и улыбнулась.
Я хотела ответить ей улыбкой, но неожиданно моя голова наполнилась звоном множества маленьких колокольчиков.
— Какие у него темные глаза, — заметила Джейн.
— Да, — почти шепотом согласилась королева.
— Смотрите, он носит высокий воротник. Должно быть, сейчас в Испании это модно. Он принесет с собой новейшую моду.
Звон у меня в голове становился все сильнее. Я прижала руки к ушам, однако звон не уменьшился. Ведь он был не снаружи, а внутри. Уже не звон, а настоящий гром.
— Да, — снова сказала королева.
— А посмотрите, у него золотой крест на цепочке, — ворковала Джейн. — Слава Богу, он — истинный католик. У Англии снова будет христианский принц.
Я едва стояла на ногах. Казалось, моя голова сама теперь превратилась в язык колокола и билась о его тяжелый купол. Я извивалась всем телом, пытаясь освободиться от этого нестерпимого звона. Потом меня прорвало, и я выкрикнула:
— Ваше величество! Он разобьет вам сердце!
Звон мгновенно стих, и на меня навалилась пронзительная тишина, что было немногим лучше неистовства звуков. Я увидела, что королева и Джейн Дормер обе смотрят на меня. Тогда я сообразила: этого нельзя было говорить вслух. Как настоящая блаженная, я встряла невпопад.
— Что ты сказала? — сердито спросила Джейн Дормер, заставляя меня повторить те слова и испортить радостную атмосферу недавних минут, когда они с королевой разглядывали портрет Филиппа Испанского.
— Я сказала: «Ваше величество, он разобьет вам сердце…» Но я не знаю, почему я так сказала.
— Если не знаешь причины, лучше бы промолчала! — накинулась на меня Джейн.
Ее верность королеве напоминала мне кудахчущую наседку, готовую каждое мгновение оберегать своего цыпленка.
— Я не понимаю, как у меня это вырвалось, — промямлила я.
— Невелика мудрость: сказать женщине, что мужчина разобьет ей сердце, и не назвать причину.
— Вы правы, леди Джейн. Я очень виновата. Простите.
— Ваше величество, не слушайте ее, — снова закудахтала Джейн Дормер. — Дурочка есть дурочка.
Лицо королевы, еще недавно такое радостное и живое, сделалось угрюмым.
— Ступайте обе, — сухо сказала она.
Она сгорбилась и отвернулась к окну. Я часто видела этот ее жест, говоривший об упрямстве. Мария уже сделала свой выбор, и никакие мудрые слова не заставят ее передумать. Тем более слова шутихи, пусть даже и наделенной даром ясновидения.
— Можете идти, — повторила королева.
Джейн Дормер хотела была закрыть портрет холстом.
— Не трогай, — остановила ее королева. — Возможно, я… еще посмотрю.
Браку королевы предшествовали долгие переговоры между английской и испанской сторонами. Совет при королеве ужасала сама мысль об испанце на английском троне, а испанцам не терпелось добавить к своей разрастающейся империи еще одно королевство. Отпросившись навестить отца, я пошла разыскивать дом другого отца — отца Джона Ди. Дом его оказался совсем небольшим, стоящим вблизи Темзы. Я постучалась в дверь. Ответа не было. На мой повторный стук раскрылось окошко второго этажа.
— Кто там?
Кажется, это был голос Джона Ди.
— Я ищу Роланда Ди.
Навес над входной дверью скрывал меня от глаз мистера Ди, и он слышал только мой голос, который наверняка успел забыть.
— Его здесь нет, — ответил мне Джон Ди.
— Мистер Ди, это я — шутиха Ханна, — крикнула я. — На самом деле я ищу вас.
— Тише! — сказал он и захлопнул окошко.
Послышался скрип лестницы, потом лязг отпираемого засова. Дверь слегка приоткрылась. В передней было темно.
— Входи поскорее, — шепнул мне Джон Ди.
Я протиснулась сквозь щелку, и он сразу же захлопнул дверь и задвинул засов. Мы стояли лицом к лицу в сумраке передней. Я уже хотела заговорить, но мистер Ди предостерегающе схватил меня за руку. Я застыла, ощутив знакомое чувство непонятного страха. Казалось бы, чего нам бояться? Снаружи доносились обычные звуки лондонской улицы. Шли люди, уличные торговцы громко расхваливали свой товар. На пристани разгружали лодки.
— За тобой никто не следил? — по-прежнему шепотом спросил Джон Ди. — Ты кому-нибудь говорила, что идешь меня искать?
У меня заколотилось сердце. Рука сама собой потянулась к щеке — отирать несуществующую сажу.
— Нет, мистер Ди. Сомневаюсь, чтобы кто-то обратил на меня внимание.
Джон Ди кивнул, затем молча повернулся и стал подниматься по лестнице. Помявшись немного, я двинулась следом. По правде говоря, меня подмывало выскользнуть из этого странного дома через заднюю дверь, побежать к своему отцу и забыть о существовании мистера Ди.
Из раскрытой двери второго этажа лился дневной свет. Джон Ди кивком позвал меня в комнату. Возле окна стоял его письменный стол с каким-то диковинным медным инструментом. Сбоку находился второй стол — дубовый, с выщербленной столешницей. Тот был загроможден бумагами, линейками, карандашами, перьями и чернильницами. Тут же лежали свитки, покрытые бисерным почерком мистера Ди, где цифры преобладали над буквами. Похоже, здесь мы были в относительной безопасности, и я решилась задать вопрос, давно вертевшийся у меня на языке:
— Что случилось, мистер Ди? Вас ищут? Может, мне лучше уйти?
