Эгоист (СИ) - Агекян Марина Смбатовна

Уильям вздохнул и на этот раз, опустив голову, прижался губами нежной кожи ее шеи, где отчаянно бился тоненький пульс.

Шарлотта вздохнула, задрожала и стала дышать глубоко и прерывисто.

— Уильям, что ты делаешь? — прошептала она, теряя голову.

Руки ее ослабели, поэтому она осторожно обняла его за плечи, поражаясь тому, какая горячая и гладкая у него кожа, под которой напрягались и вздувались перекатывающиеся будто в ее ладонях мышцы. Она была заворожена этим. Заворожена теплом его тела, которое окутало ее.

— Уильям, — пробормотала она, закрывая глаза, когда его теплые губы прошлись по всей длине ее шеи, вызвав в ней мучительный озноб, от которого она вздрогнула. — Что ты делаешь?…

— Не могу оторваться от тебя, — пробормотал он, продолжая покрывать поцелуями всю ее шею.

И действительно не мог оторваться от нее. Особенно когда она подняла руку и зарылась пальцами ему в волосы. Он сам задрожал и опустился грудью на ее грудь.

Божественно! Она была просто божественна. Как и всегда.

Как же долго. Господи, как долго он не касался ее! Это было мучительно, так невыносимо, что Уильям едва мог сдержать себя. День сегодня выдался невероятным, его едва вновь не убили, вероятно, просто хотели предупредить, но… Шарлотта снова была рядом с ним, и всё обошлось. Его счастливый талисман, его обереге. Она была рядом, когда он рассказал об отце, не убежала, когда он признался в самом постыдном грехе, позаботилась о нем, а теперь обнимала его так, будто не собиралась отпускать.

Тяжело дыша, Уильям поднял голову и заглянул в ее завораживающие темно-серые глаза. Щеки ее раскраснелись, губы были приоткрыты. Она смотрела на него с такой ошеломляющей нежностью и верой, что у него защемило всё внутри.

Опираясь о левое здоровое плечо, он все же поднял правую, измученную ранами, руку, коснулся ее лица и быстро стянул с нее шляпку, бросив ее в сторону.

— Сердце мое, прости меня, но кажется, я снова испортил нашу прогулку.

Глаза ее потемнели еще больше.

Она вдруг взяла его лицо в свои ладони, как он и любил, погладила пальцами его щеки, проведя ими с особой лаской по его бакенбардам, что он любил еще больше, и тихо шепнула:

— Пожалуйста, не говори так. Это была самая замечательная прогулка, если бы не… — Прогулка, которую она не забудет никогда. Как и всё, что было связано с ним. — Я бы не смогла… не смогла…

Голос ее оборвался. Уильям потрясенно смотрел в ее затуманенные глаза, видя в них тот же страх, который сжимал и его сердце. Сердце, которое было переполнено столькими необъяснимыми чувствами к ней, что он не мог больше бороться с собой, не мог отпустить ее. Девушку, которая смотрела на него сейчас так, будто не вынесла бы, если бы с ним что-то случилось. Будто он был дороже ей всего золота на свете. Как бы прежде не отвергала…

Едва живой, Уильям опустил голову и нашел наконец ее губы, потрясенный тем, что и она стала ему так дорога, что это не смогло бы возместить всё золото мира.

Она встретила его губы с такой же готовностью, с которой отвечала всегда. И он млел от той нежности, той доверчивости, с которой она поцеловала его в ответ, раскрыв свои уста. Уильям задыхался. С ним что-то происходило, пока он целовал ее, вбирая ее в себя без остатка. Боже правый, Шарлотта! Это было… невероятно. Он как будто нашел то, что могло успокоить все его раны. Еще совсем недавно она произносила слова, которые притупили давние раны на сердце, которые до сих пор не затянулись. Но стоило ей коснуться его, как всё утихало, жизнь становилась не просто терпимой. Жизнь могла бы быть изумительной рядом с ней.

На нее нахлынула такая сладостная нега, что Шарлотта закрыла глаза, не в состоянии отпустить его. Ей было так невыносимо думать о том, что с ним действительно могло что-то случиться, что отчаяние и страх полностью приковали ее к нему. Шарлотта боялась, что если отпустит его, он снова может пострадать. Пока он был в ее объятиях, она могла уберечь его. И… целовать. Боже, как сладко, как волшебно было целовать его, позволять ему пить себя и вовлекать в то безумство, которое охватывало ее всякий раз, когда он касался ее.

Только на этот раз все было иначе. Он не спешил. Им не владела мучительная жажда, как бывало прежде. Нет, он целовал ее так же жадно и долго, но все его действия были будто измерены и просчитаны. Он не торопился, растягивая удовольствие до такой степени, что она стала задыхаться, а дурманящий трепет заполнил всё ее тело, заставляя ее дрожать и лежать, будто скованная невидимой тяжестью.

Когда дышать стало мучительно сложно, Шарлотта оторвалась от его губ. И тут же почувствовала, как его ладонь опускается на ее грудь. Ее снова парализовало. Потому что это была та самая левая грудь, которую он ласкал тогда на террасе. Ласки, которые она не могла забыть, воспоминания о которых тут же нахлынули на нее, едва он сжал ей грудь.

Задрожав, она закрыла глаза и прижалась лбом его гладко выбритого подбородка.

— Твоя… рука…

Уильям стал покрывать поцелуями ее лицо, снова сжав ей грудь.

— Мне убрать руку?

Она задрожала еще сильнее и даже покачала головой.

— У тебя рука ранена!

Он не смог сдержать улыбку, приподняв голову и взглянув на нее. Щеки ее стали пунцовыми, закрытые глаза под веками трепетали, а губы покраснели от его поцелуев. Боже, она была такой восхитительной, что он едва не потерял голову. И еще раз сжал ей грудь, где билось ее отчаянно бьющееся сердце, словно в его ладони.

— Я не в состоянии думать ни о чем, когда ты рядом со мной, — признался Уильям и увидел, как она открывает глаза. — Как ты можешь это делать? Это нужно немедленно исправить.

Ее взгляд потряс его до глубины души. Когда он снова сжал ей грудь, темно-серые глаза стали похожими на грозовые тучи, которых скоро увлечет за собой порывистый ветер.

Ее руки все еще были в его волосах. Шарлотта сглотнула, прекрасно сознавая, что он может сделать, что он уже делал, не переставая ласкать ее грудь в такой томительной медлительности, что от забродившей по всему телу сладкой волне у нее покалывало даже под подошвами ног. Она уже не хотела думать, как они оказались тут, как это произошло. Шарлотта хотела, чтобы он держал ее так вечно, чтобы смотрел так на нее всегда. Будто она действительно была той силой, которая не позволяла ему мыслить рационально, когда она была рядом с ним.

Он снова сжал ей грудь, которая стала такой чувствительной, что из горла на этот раз вырвался приглушенный стон. Легкий озноб накатил на нее так внезапно, что Шарлотта закрыла глаза и утонула в его ласках, а потом почувствовала, как он прижался губами ее ключицы. Уильям поднялся поцелуями по ее подбородку и оказался у самых ее губ, но не спешил поцеловать. Это было так мучительно, что Шарлотта распахнула веки, желая его губы больше всего на свете.

Он заглянул ей в глаза. Она внимательно смотрела на него. Ее пальцы погладил его по волосам. Ее вдруг охватило осознание того, что она привязана к нему намного сильнее, чем даже воображала себе. Завороженная, Шарлотта знала, что он сейчас сделает. И снова у нее не было даже мысли о том, чтобы остановить его.

— Шарлотта… — пробормотал Уильям и медленно, с какой-то агонизирующей потребностью накрыл ее губы.

Не в состоянии подавить очередной стон, Шарлотта потянулась к нему и обняла его за горячие, обнаженные плечи. И он утонул в ней, заставляя ее тонуть в наслаждении, которое пробудил в ней не только поцелуем. Его ладонь мяла и ласкала ее грудь, но потом пробралась через вырез внутрь и накрыла податливую плоть. Шарлотта задохнулась, оторвалась от его губ и спрятала лицо у него на груди.

— Не бойся меня, — хрипло попросил Уильям, продолжая ласкать ее, сгорая вместе с ней. Господи, она была такой восхитительной, что он боялся не найти в себе силы отпустить ее, если она попросит об этом. — Пожалуйста, позволь доставить тебе удовольствие, — шепнул он, горя от оглушительного желания к ней.

Она зажмурилась, с трудом борясь с чувствами, которые вызывала в ней неустанная ласка его ладони. Она дрожала, едва могла дышать. В глазах то темнело, то какие-то кружки яркого света прыгали перед ней, когда его длинный палец задел чувствительный сосок.