Екатерина Мурашова - Красная тетрадь
– Мама, мама, я его хочу! – истошно закричал Шурочка, вбегая в кабинет.
– Кого, Шурочка? – Марья Ивановна оторвалась от конторской книги, положив деревянную линейку на нужную строчку. С любовью взглянула на взволнованного сына.
– Я его уже с утра хочу, а тебя все не было! Я уже скоро лопну!
– Да погоди лопаться! – улыбнулась Маша. – Лучше объясни толком, что тебе надо.
– У Лисенка и других – крыса! – послушно затарахтел Шурочка. – Да не такая, как в амбарах, не думай. Тех убивать надо! А эта – другая: большая, красивая и добрая. И с бантиком, и на поводке. Она у меня кусочек сыра в лапки взяла и съела. Я ее хочу! Сейчас!
– Но Шурочка, – Марья Ивановна наморщила лоб, не слишком, после долгого дня, разобравшись в ситуации. – Ну зачем тебе эта гадость! Лиза с Юрой вечно какие-то глупости придумают… Подумать только, крыса на поводке… Фу!
– Хочу! Хочу! Хочу! – Шурочка затопал ногами. Слезы брызнули у него из глаз так, как будто бы где-то внутри заработал маленький насос.
– Подожди, подожди! – Машенька вскочила. Более всего она боялась, что Шурочка сейчас начнет задыхаться. А у нее даже мунуков корень не заварен! – Давай спокойно разберемся. Ты хочешь себе эту крысу. Зачем?
– Я буду с ней гулять, кормить ее, играть, – тут же ответил Шурочка. Видно было, что он предвидел этот вопрос и успел подготовиться к ответу на него.
– Но живая крыса – это вовсе не игрушка. Она может укусить…
– Их Крыс не кусается совсем. Он ручной. Его Зайчонок в платок заворачивает и нянчит…
– Ладно, пусть так. Но ведь Крыс, как ты его называешь, принадлежит Юре, Лизе и Ане. Они его где-то поймали, приручили и тебе ни за что не отдадут.
– Отбери у них!
– Это невозможно, – твердо сказала Машенька, уже представляя себе ужасную картину, как она униженно уламывает Петю и все его семейство отдать ей крысу, элайджины звереныши угрюмо качают головами, а Шурочка с посиневшими губами лежит в кроватке в своей комнате и в груди у него страшно свистит…
– Возможно! – сказал Шурочка и еще раз топнул ногой. Он гневно сопел, но в целом дыхание оставалось пока нормальным.
– Тогда иди сам, и проси их, – неожиданно нашлась Машенька. Возможно, если неудачу потерпит он сам, то и реакция, как в басне Ивана Крылова, будет иной: «Зелен виноград, не больно-то и хотелось».
– Хорошо, – неожиданно и сразу согласился Шурочка. – Только ты иди со мной. На всякий случай.
Право, Машенька имела другие планы на этот вечер и в неудаче миссии не сомневалась ни минуты, но если Шурочка просит…
В Петином доме пахло псарней. Все четыре Пешки набились в сени и тыкались мордами, мотая хвостами. Шурочка жался к ногам матери – собакам и особенно лошадям он не доверял совершенно. Тем диковинней выглядела его неожиданная страсть по крысе… «Может быть, все дело в том, что у них – есть, а у него – нету?» – трезво подумала Маша.
– Иди, разговаривай! – она чуть резче, чем хотела, подтолкнула сына в спину. Он оглянулся удивленно, но выяснять отношений не стал, слишком был захвачен предстоящей задачей.
Тетя Элайджа сидела на лавке, широко расставив колени. В натянувшемся подоле, как в люльке, лежала гитара, но она на ней не играла, а просто лениво перебирала гитарные струны. Элайджу Шурочка никогда не боялся. Напротив, ее оранжевые волосы всегда манили его к себе. Когда он был поменьше, тетя Элайджа разрешала ему их трогать и даже заплетать их в косички. Жаль, что сейчас он уже большой и не может… Теперь Элайджа мазнула по нему своими округлыми, почти вишневыми глазами, похожими на глаза какого-то травоядного животного. Равнодушное дружелюбие и никакого удивления.
– Шура? Ты к ребятишкам играть идти? Иди, иди. Туда! – она указала пальцем на дверь.
В комнате у детей Элайджи полутемно. Все знают, что звериная троица прекрасно видит почти в полной темноте. Света звезд им довольно, чтобы уверенно идти по лесу летней ночью. На полу вперемешку навалены обломки игрушек, свежая стружка и еловые ветки. Пахнет котлетами и мокрыми шерстяными носками. На мгновение Шурочке показалось, что он попал в пещеру людоеда. Стало жутко.
– Что ты хочешь? – прозвучал откуда-то из угла низкий голос Лисенка.
Приглядевшись, он заметил спрятавшуюся за печку Зайчонка, и Волчонка, стоящего возле сестры в позе недвусмысленно угрожающей. «Но здесь рядом тетя Элайджа и моя мама! – напомнил себе Шурочка. – Если что, они меня в обиду не дадут». Шумно сопнув носом, он отогнал страх и приступил к переговорам.
Спустя некоторое время Шурочка боком, но с видом чрезвычайно независимым снова протиснулся в гостиную. Мама сидела на краешке стула, а тетя Элайджа пыталась с ней разговаривать. Как всегда, у Элайджи ничего не получалось. Впрочем, ее это совершенно не огорчало, вряд ли она даже понимала свой неуспех.
– Мама, дай мне рубль! – сказал Шурочка.
– Рубль? Зачем? – нешуточно удивилась Маша.
– Я Крыса за рубль сторговал, – сообщил Шурочка. – Они сначала не хотели, а потом согласились. Зайчонок хочет какую-то костяную игрушку из Варвариной мангазеи, а она дорого стоит. Дай рубль, я им отдам, а они мне – Крыса.
– Гм-м, – Машенька искренне не понимала, как реагировать на такой оборот событий. От растерянности она даже вопросительно взглянула на Элайджу. Хозяйка дома ответила ей безмятежным взглядом и широко улыбнулась. – Шурочка, а тебе не кажется, что крыса, даже ручная, стоит… гм-м, несколько дешевле?
– С ними нельзя торговаться! – с досадой возразил сын. – Они совсем деньги считать не умеют. Понимают только рубль, да грош. А больше – ничего. Вот и пришлось…
– Хорошо! – вздохнула Машенька, так и не определившись внутри себя. – Я дам тебе рубль.
Шурочка подпрыгнул на месте и издал ликующий, вполне самоедский вопль.
– Да, кстати, – вспомнил он. – Они мне его домик отдадут, поводок, бантик и доски для загородки, а взамен выговорили, что будут его навещать. Сначала они боялись, что я его палкой убью, но я сказал: дураки вы! Стал бы я за рубль крысу убивать, когда можно с Мефодием в амбар пойти и бесплатно…
Машенька судорожно сглотнула. Элайджа, наконец, как-то уяснила для себя происходящее и улыбнулась Шурочке:
– Ты, Шура, нашего Крыса не обижай. И корми хорошо.
– Конечно, тетя Элайджа! – деловито согласился Шурочка. – Я у Волчонка уже спросил, что он любит. То и буду давать.
Семен Саввич Овсянников в своем темно-зеленом, исправничьем мундире на приисках – гость редкий. Не его, так сказать, епархия. На то горный исправник имеется, Игнатьев, который, почитай, всю свою жизнь в разъездах проводит. От одного прииска до другого – и сотня верст может быть, и куда более того. Все надо в свой черед посетить, дела разобрать, решение принять… Так что каждый отдельный прииск и своего, горного-то исправника видит ох как нечасто!
