Блайт Гиффорд - Охотник на ведьм (ЛП)
Она присела на пятки и, сцепив пальцы в замок, вдруг оробела. Целый год, пока ее называли вдовой, она и не вспоминала, что на самом деле она неопытная девица.
— Ты, верно, думаешь, что я не знаю, что делать, — прошептала она. Так оно и было. Она не знала.
Его теплая ладонь накрыла ее щеку, и она прислонилась к его руке, обхватив ее своими руками.
— Я думаю, — молвил он, — что бы ты ни сделала, все будет правильно и хорошо.
Она прижалась губами к его коже и подняла голову.
— Тогда я начну, как ты.
Она скатала вниз его черные шерстяные чулки, но как только потянулась к ступне, он отдернул ногу.
Она заглянула ему глаза, гадая, что она сделала не так.
Он помотал головой.
— Не на что там смотреть.
Обеими руками она сжала его лодыжку.
— Вот сама и проверю.
И вновь взялась за его ступню. Мужскую. Сильную, крепкую, широкую. В ее глазах так же безупречно вылепленную, как его руки.
Лаская, поглаживая и разминая обе его ступни, она наслаждалась ощущением, которое дарило прикосновение к его коже, даже там, где она была загрубевшей. Потом она перешла на более легкие касания, перебрала по очереди пальцы на его правой ноге и провела рукою вниз, лаская выемку ступни.
Он дернулся, издав короткий смешок.
Настал ее черед усмехаться.
— Александр Кинкейд, уж не хотите ли вы сказать, что боитесь щекотки? — Она еще раз пробежалась кончиками пальцев по подошве его стопы, забавляясь тем, как он при этом подскакивает и извивается.
— Только там, — сконфуженно пробормотал он.
И тогда она расхохоталась. Не прыснула, скромно закрывшись рукавом, не захихикала, а залилась рвущимся изнутри хохотом, который, запрыгав между стенами, прогнал из комнаты все сомнения и неуверенность.
— Выходит, человеческие слабости тебе все же не чужды, — отсмеявшись, проговорила она. Лицо его, всегда суровое и непроницаемое, стало смущенным. И она, обнаружив этот крошечный изъян, эту трещинку в его непробиваемой броне, полюбила его еще крепче. — Только на правой?
Она потянулась к его левой ступне, но он, увернувшись, стремительно подхватил ее и подмял под себя, вновь страстно целуя, и оба они, не дожидаясь, когда губы сольются с губами, осыпали друг друга поцелуями в нос, щеки, веки, в подбородок, ища еще не опробованные на вкус уголки.
Ее руки безудержно блуждали по его телу, под рубаху, вверх по спине, через ребра к впадине, где плечо соединялось с торсом. Изучая его. Проверяя. Выискивая новое чувствительное местечко.
На сей раз он не дернулся и не засмеялся. Но она услышала стон.
И открыла глаза.
Он лежал, облокотившись на вторую руку, и довольно улыбался.
— Только там.
Он и она, оба улыбнулись, глупой, счастливой улыбкой.
— Хватит и одного места. Но я запомню, где оно находится. — Словно впереди были годы, чтобы вспоминать.
Забыв, что сейчас ее очередь его исследовать, он накрыл ее собою, целуя, и она не противилась. Разлучиться даже на миг, даже для того, чтобы снять с него рубаху, не представлялось возможным, и тогда она стянула вниз его бриджи, упиваясь ощущением его ягодиц под ладонями, дотягиваясь до сильных бедер.
Не отпуская ее, он сбросил бриджи, а она, пробравшись в щель меж их телами, обернула ладонями его плоть.
Ощутила, как он пульсирует, оживленный желанием, и ее тело отозвалось, запело в предвкушении. Ее груди, ее лоно прошило покалыванием. Неужели это всего лишь второе их соитие? Ее тело уже угадывало его ритм. Бедра поднялись, толкаясь сквозь слои ткани, чтобы встретиться с его чреслами.
Он нащупал по памяти завязки ее юбок, но в прошлый раз, когда она одевалась трясущимися руками, то в спешке слишком сильно затянула пояс. Узел не поддавался.
Бросив попытки с ним справиться, он оторвался от ее губ, и его голова исчезла под ее юбками.
— Что… — Он уже проверял там. Зачем же…
И вдруг она почувствовала, как его губы, горячие, влажные, мягкие, целуют метку на ее животе. Он занимался с нею любовью ртом, пробуя, пощипывая, превращая эту ненавистную, отпугивающую часть ее тела в любимую. И, пока он не видел, она украдкой заплакала.
Сместившись ниже, его рот принялся исследовать ложбинку меж ее ног, то место, которое уже изнемогало от желания. Он трогал, вкушал ее там, пока из всех мыслей не осталась одна-единственная: получить его. Немедленно. В себя. Целиком.
Чтобы на свете не осталось ничего и никого, только они двое. Она и он внутри нее.
Он уловил ее невысказанное желание. Отвечая на него, снова навис над нею и задержался на один долгий миг лишь для того, чтобы заглянуть в ее глаза и взглядом сказать… обо всем. А после его язык вошел в ее рот, его член вошел в ее тело, и все исчезло, и земля, и небо, и остались только Маргрет и Александр.
***
Позже они заснули, а когда проснулись, то вновь занялись любовью. Фонарь догорел. Уютно устроившись у него на груди, она смотрела, как небо из черного становится темно-синим.
— Как думаешь, если смотреть, как занимается день, можно задержать его наступление? — Она хотела замедлить мир. Остановить время. Остаться здесь, в его объятьях, навсегда.
Макушкой она почувствовала, как он качнул подбородком, говоря «нет».
— Только в том случае, если ты и впрямь ведьма и умеешь управлять солнцем и луной.
— Будь у меня такие способности, я бы превратила нас в воронов. И мы бы с тобой улетели. — Как она завидовала птицам, с которыми щебетала раньше, мечтая, чтобы они поделились с нею своими секретами.
— Милая, и все-таки ты ведьма, — молвил он, лаская ее волосы. — Ты околдовала меня.
Она перекатилась на спину и нахмурилась.
— Это не тема для шуток.
Но времени осталось совсем мало, и тратить его на ссоры было ни к чему.
Понимая это, она тронула его щеку и вложила во взгляд все, что не могла произнести вслух.
Когда они впервые встретились, он показался ей воплощением Дьявола. Жестоким, мрачным, безжалостным и непреклонным. Теперь он стал человеком — сильным и слабым, темным и светлым. Не лучше и не хуже ни ее самой, ни любого другого несчастного Божьего создания, которые блуждали наощупь во тьме мира, пока не обретали свет, находя себе пару.
Он прижался губами к ее ладони.
— Я должен идти. Пока… — Пока кто-нибудь не зашел. Пока можно попрощаться наедине, без свидетелей.
Она кивнула. Он надел чулки и бриджи, подобрал с пола сапоги, потом молча помог ей одеться.
— Я найду ее, — сказал он.
Ее тело, подразумевал он.
