Елена Арсеньева - Страсть сквозь время
Лидия осеклась почти в панике. Все-таки усталость ослабила те путы, в которых она привыкла держать сознание и язык! Надо надеяться, что Алексей ничего не понял. Конечно, не понял! Вон у него какие изумленные глаза, у бедняжки!
– А, ерунда все это, – отмахнулась она. – Главное, что Сташевский спас жизнь твоей невесте.
И во рту стало горько, нестерпимо горько, словно у Лидии разлилась желчь…
Алексей так и дернулся!
– Не называй ее моей невестой, – угрюмо сказал он. – Я никогда не женюсь на Ирине. Это кольцо, – он протянул руку, и Лидия снова увидела знаменитый говорящий перстень: Лабрадор, Искряк, Драконит, Ирис, Янтарь… ЛИДИЯ, – я снова хотел бы надеть тебе! Но надеть, когда мы будем стоять перед алтарем! Я люблю тебя! Люблю! Я хочу, чтобы моей женой стала ты!
От неожиданности Лидия разжала руки, которыми придерживала у горла одеяло, и только сейчас заметила, что легла в постель, даже сорочки не надев. Девки, такие-сякие, нерадивые, видать, забыли, а у нее вообще ничего не было в голове, кроме безумной усталости.
Усталость? Кто говорил об усталости?..
Она кинулась к Алексею, а он к ней, и вот уже тела их сшиблись в неистовой любовной схватке. Лидии не было дела до того, запер ли он за собой дверь, или она осталась распахнута настежь. Она не задавалась также мыслью, как и когда с его тела слетела одежда. Старая кровать ходила ходуном под ними, и скрип ее, чудилось, оглашал все окрестности от Затеряева до Затеряевки, а уж в самом-то доме этот скрип и их неистовые стоны мог, наверное, слышать каждый-всякий.
А может быть, это только чудилось. Может быть, все меж ними свершилось в одно мгновение тишины – растворились друг в друге и замерли, точно обмерли или даже умерли во взаимной ласке, в безумном счастье.
Век, день, мгновение миновали, рассудок начал постепенно возвращаться к Лидии. Она лежала, не в силах пошевелиться, раздавленная сонным телом Алексея, ловя губами дыхание, срывающееся с его пересохших губ.
И мысли, одурманенные любовью, словно бы тоже начали переводить дыхание и обретать связность. Судьба – не судьба, возможно – невозможно, реально – нереально…
А если Лидии уже не суждено вернуться в свое время? Если она попала сюда, чтобы найти того человека, с которым – единственным во всех мирах и временах! – для нее возможно счастье? И мыслимо ли расстаться с ним? Быть с ним всегда, выйти за него замуж… Отдать Ирину Сташевскому…
– Когда мы повенчаемся? – шевельнулись около ее губ его губы, и Лидия чуть не всхлипнула от счастья: они думают об одном и том же!
– Послушай, – пробормотала она, перебирая влажные кольца волос на его высоком лбу, – ты должен знать: я… – Нет, она никогда не сможет открыть всей правды о себе! – Понимаешь… у меня бывают некие пророческие видения. Однажды мне привиделась Библия с надписью: «Ирины Михайловны Рощиной собственность. 1814 год. Господи, утоли моя печали!» Понимаешь, почему я так уверенно называю Ирину твоей невестой?
– Ну, я не слишком-то верю во всякие видения, – зевнул Алексей. – И правильно делаю, кажется. Это все? Ирина Михайловна Рощина – это все?
– Разве мало? – пожала плечами Лидия, решив пока промолчать о Сташевском.
– Конечно, мало. В твоем сне было сказано, что она вышла именно за человека по имени Алексей Рощин? Нет! А вдруг она стала женой моего брата?
– Как так? – растерялась Лидия.
– Да так. У меня есть младший брат – Василий Васильевич Рощин. Он сейчас тоже в регулярной армии. Надеюсь, что он жив, здоров и не ранен. Он совсем даже не такой легкомысленный лоботряс, как я, он серьезный, добрый человек, и такой ангел, как Ирина, очень подойдет ему. А я… а мне необходима только ты. Я не обрету счастья в объятьях святой! Я грешник, и мне нужна грешница. Мы с тобой чудесно подходим друг другу! А Ирина подойдет Василию. Он гораздо лучше меня…
– Не могу поверить! Для меня нет никого лучше тебя! – перебила Лидия.
– А для меня нет никого лучше тебя!
– Ты меня совсем не знаешь. Я бесприданница. Я одинока, у меня нет никаких родственников…
– Это неважно. Это даже очень хорошо! У меня прекрасная семья: отец, мать, брат. И я богат, нам с Василием досталось немалое наследство после деда. Мы построим дом в Москве или в Нижнем Новгороде, где ты захочешь, и будем жить долго и счастливо…
Он протяжно зевнул. Лидия вторила ему: усталость, бессонная ночь опять начали брать свое.
– Тебе нужно уйти сейчас, – с трудом выговорила она. – Белый день на дворе. Дом пробудился. Что будет, если кто-то войдет и застанет тебя здесь? Никто ведь еще не знает, что Ирине предстоит выйти за твоего брата! Она сейчас больна, мы не можем так ударить ее, так оскорбить.
– Ты права, – вздохнул Алексей. – Ты права! Но если бы ты только знала, как мне не хочется уходить… Почему-то кажется, что, лишь только я разожму объятия, что-то случится – и мы расстанемся навеки, словно бы ледяной ветер оторвет нас друг от друга!
У Лидии озноб по плечам пробежал, но она смогла улыбнуться и, отгоняя страх, проговорить:
– Нас ничто не разлучит. Мы расстаемся на несколько часов. Только до ночи! Ночью ты придешь снова, да?
– Конечно, – усмехнулся Алексей. – Приду и останусь до самого утра.
Он вышел, и Лидия уснула прежде, чем ощутила подушку под головой. Улыбка не таяла на ее губах…
И она еще улыбалась, когда чей-то голос испуганно позвал:
– Барышня! Лидия Артемьевна! Проснитесь, ради Христа, ради Боженьки!
– Господи… – пробормотала она, отмахиваясь от голоса, словно от назойливой мухи. – За что наказуешь?! Дайте поспать, умоляю!
– Простите великодушно, – продолжал жужжать голос. – Пробудитесь, сделайте милость! До вас тот поляк, то есть француз, бьется.
Лидия уткнулась в подушку, выдохнула тоскливо, понимая, что придется просыпаться-таки, и подняла тяжелую голову.
Поляк, то есть француз? Сташевский? Чего ему неймется? Или опять с Ириной плохо?
Она привскочила, увидела рядом Кешу и вспомнила, что раздета.
– Выйди на минутку. Я сейчас.
Бархатное платье, так полюбившееся, что Лидия носила его, почти не снимая, приобрело после вчерашнего путешествия в сене самый непрезентабельный вид. Его надо было вычистить и отпарить, однако приказа такого горничным отдано не было, и ленивые девки сделали вид, что не заметили его. Оно так и валялось в углу около сундука. Пришлось надеть другое – тоже московское, «трофейное», голубовато-зеленое, и туфельки шелковые в цвет. Лидия кое-как причесалась, распустила недлинные свои волосы по плечам…
– Ну заходи. Что там случилось?
Кеша вошел – явственно вылупил глаза:
– Во как! Ох, какая ж вы, барышня, с позволения сказать, красавица писаная! Нарядились ну прямо как на свадьбу, нету краше вас никого ни на этом свете, ни на том!
