Виктория Холт - Тень рыси
Отец с благодарностью посмотрел на нее, а доктор добавил:
— Я думаю, так будет лучше для всех. Люси подала ему знак, и они вместе вышли оставив нас с отцом в библиотеке. Он поднял на меня глаза — в них не было горя, скорее потрясение. И еще… облегчение.
Позже мы поднялись к маме. Она лежала на кровати и ее глаза были закрыты. Оборки белой ночной рубашки доходили ей до подбородка. Смерть сделала ее лицо более умиротворенным, чем оно было при жизни.
Мама лежала на церковном дворе, где в течение последних пятисот лет хоронили всех членов нашей семьи. Потом фамильный склеп был торжественно вскрыт, и состоялся скорбный ритуал погребения Ставни в доме были открыты, а занавеси приспущены После похорон Лиззи больше недели проболела, но потом поднялась, похудевшая и подавленная.
В Люси появилась некоторая отчужденность. Изменился и отец, как он ни старался, невозможно было скрыть, что с его плеч словно свалился тяжкий груз.
Но больше всех изменился доктор Хантер. До смерти матери это был общительный молодой человек, возможно, излишне честолюбивый и самоуверенный Но это неудивительно: он не хотел, чтобы люди обращали внимание на его возраст. Перемены в нем были не слишком резкими, но заметными — особенно для меня.
Я думала, что поняла: мама была, действительно, больна, а он видел в ней лишь капризную разочарованную женщину. Мне было ясно: он поставил не правильный диагноз, и это обстоятельство значительно поколебало его уверенность в себе. Кроме того, могли подвергнуться сомнению его передовые теории, с помощью которых он хотел сделать себе карьеру. Мне было жаль его.
Он редко заходил к нам. Никто из нас не нуждался в помощи врача, пока я не позвала его осмотреть Лиззи, так как ее состояние вызывало тревогу. Это произошло спустя неделю после похорон, и мы могли с ним побеседовать.
— Вы неважно выглядите, доктор, — сказала я.
— Хотите сказать: «Врачу, исцелися сам»?
— Мне кажется, вы очень переживаете мамину смерть.
И тут же пожалела, что вот так, сразу начала говорить на эту тему, потому что его щека задергалась, и он резко откинул голову, словно марионетка.
— Нет, нет! — возразил он. — Здесь не было ничего необычного — подобное происходит с абсолютно здоровыми людьми. Сгусток крови в мозге или сердце может повлечь за собой внезапную смерть, иногда без всяких настораживающих признаков. Леди Кэрдью нельзя было назвать здоровой женщиной, хотя явных отклонений от нормы в ее организме не было. Я читал описание многих подобных случаев и сам встречал несколько, когда работал в больнице. Нет, нет, этого нельзя было предусмотреть.
Он говорил слишком быстро и слишком убедительно Если все это правда, почему у него такой виноватый вид?
— И все равно, — сказала я, — вы, кажется, упрекаете себя?
— Нисколько. Ее смерть было невозможно предугадать.
— Я рада, что ошибаюсь. Мы знаем, вы очень внимательно относились к маме.
Похоже, он немного успокоился, но, тем не менее, избегал нас, так как никогда больше запросто не заезжал в Уайтледиз Отец надолго запирался в кабинете Люси говорила мне, что он расстроен гораздо сильнее, чем кажется, и его мучает совесть оттого, что он впервые разговаривал с женой без сочувствия.
— Я пытаюсь заставить его всерьез заняться книгой, — сказала Люси. — Это пойдет ему на пользу.
Все эти тяжелые дни Люси была просто чудо. Она спросила, можно ли Лиззи стать ее личной горничной.
— Не то, чтобы мне нужна была горничная, просто на какое-то время это пойдет Лиззи на пользу. Она пережила страшный удар.
Я ответила, что она может поступать по своему усмотрению.
— Дорогая Минта, — сказала она, — теперь ты хозяйка Уайтледиз.
Эта мысль еще не приходила мне в голову.
Со дня маминой смерти Франклин был постоянно с нами Он помогла отцу во всех вопросах, которые Люси решить не могла. Я часто думала, что бы мы делали без Люси и Франклина?
Мы говорили о моей матери, о том, как она была несчастна, за исключением тех недолгих дней, когда в доме жил ее замечательный учитель рисования. Мне доставляло удовольствие говорить с Франклином о таких вещах, потому что я потешалась над его скучными теориями.
— Лучше уж пережить всего одно яркое событие, — сказала я, — чем влачить скучное и размеренное существование, даже если остаток дней своих будешь проклинать его.
— Такой вывод в высшей степени неразумен.
— Еще бы! Я просто уверена, твою жизнь — правильную и безоблачную, никогда не нарушит событие, которое расстроит тебя и приведет в восторг — Еще одно неверное заключение!
— Но ты никогда не совершишь ошибку.
— А разве совершать ошибки так уж увлекательно?
— Если заранее знаешь, как все получится…
— Но этого не знает никто. Ты не в ладах с логикой, Минта.
И впервые со дня смерти матери я рассмеялась Я попыталась объяснить ему, что творится в нашем доме.
— Как будто мамин дух не может успокоиться.
— Это все твое воображение.
— Да нет же. Все изменилось. Неужели ты этого не заметил? Хотя вряд ли. Ты никогда не замечаешь таких вещей.
— Разве я ненаблюдателен по отношению к тебе?
— Что касается психологии — нет. Только при устройстве дел твои способности на высоте.
— Очень мило с твоей стороны заметить это.
— Сарказм не идет тебе, Франклин. Он тебе не свойствен. Ты слишком добрый. В доме, действительно, есть перемены. Мой отец испытывает облегчение..
— Минта!
— Но это правда, и она не должна шокировать.
— Тебе надо быть более сдержанной.
— Я же разговариваю с тобой, Франклин. Никому на свете я бы не сказала этого. Разве мы можем винить его? О покойном плохо не говорят. Но мама вела себя ужасно по отношению к отцу. Лиззи выглядит потерянной, хотя они с мамой часто ссорились. В любую минуту ее могли уволить или она сама могла уйти.
— Неудивительно, что Лиззи выглядит именно так — она лишилась хозяйки.
— Бедному доктору Хантеру хуже всех. Я уверена, что он винит себя. Похоже, даже избегает заходить к нам.
— Это вполне естественно, ведь здесь больше нет тяжелобольного.
— Люси тоже изменилась.
— Очень жаль. Кажется, она самое разумное существо во всем доме.
— Она ушла в себя, стала отчужденной и неразговорчивой, видимо, волнуется о докторе Хантере. Даже не объявила об их помолвке.
— Почему?
— Доктор очень переживает из-за того, что поставил не правильный диагноз…
— А это кто сказал?
— Но это и так ясно.
— Не следует говорить такие вещи, даже мне. Речь идет о профессиональном достоинстве, а твои слова — это клевета.
— Но, Франклин, ты не на судебном разбирательстве.