Маргарет Мур - Распутник и чопорная красавица
Эзме испуганно вскрикнула, но Джейми ее опередил. Он молнией ринулся к Катрионе и, не дав ей упасть, схватил ее на руки и отнес на диван. Эзме поспешила за ним. Ей очень хотелось хоть как-то помочь.
Тем временем Куинн распахнул дверь и громко позвал на помощь.
Эзме с беспомощным видом смотрела на Джейми. Он сидел на краешке дивана и смотрел на Катриону так, словно та могла вот-вот раствориться в воздухе или растаять. Он ласково отбросил волосы с ее лба, и выражение его лица больше, чем что-либо другое, больше, чем слова и признания, подсказало Эзме, что брат до сих пор любит Катриону и, наверное, всегда будет любить. Теперь она понимала, какой может быть любовь между мужчиной и женщиной, и не винила брата в его преданности, несмотря на все страдания, что ему пришлось пережить. Теперь она еще больше восхищалась братом и уважала его.
Прибежавший дворецкий лишился своего каменного хладнокровия.
— Она в обмороке, — объяснила Эзме. — Доктор еще здесь?
— Нет, нет! — слабо вскрикнула Катриона, открывая глаза и глядя на Джейми так, словно не верила, что он настоящий. — Пусть доктор Симус останется с отцом. Я просто… Неужели ты приехал, Джейми? Это правда ты?
— Да, это правда я, — заверил ее Джейми.
— Принесите чаю и бренди, — распорядился Куинн.
После того как дворецкий вышел, Катриона схватила Джейми за руку:
— Папа заболел. Внезапно. Сегодня утром… Я послала за врачом, но он говорит, что надежды нет, поэтому я хотела… я подумала… Ах, Джейми, как я по тебе скучала! — воскликнула она, бросаясь Джейми на грудь и разражаясь рыданиями.
Эзме понятия не имела, что говорить и что делать. Она покосилась на Куинна, но тот казался таким же растерянным.
— Наверное, нам с Эзме лучше уйти, — заметил он.
— Нет! — воскликнула Катриона. — Пожалуйста, останьтесь. Я хочу, чтобы Эзме слышала все, пусть даже она ненавидит меня за то горе, которое я причинила ее брату!
— Я вас не ненавижу, Катриона, — быстро ответила Эзме. — Раньше я действительно злилась и презирала вас, но теперь все по-другому.
Губы молодой женщины задрожали.
— Ах, как я рада! — воскликнула она. — И все же я хочу… нет, обязана объясниться, рассказать вам все… и особенно тебе, Джейми. Я лгала тебе, когда говорила, что не выйду замуж за человека, который зарабатывает себе на жизнь своим трудом. Я солгала ради тебя, потому что отец угрожал уничтожить тебя, если я не откажусь от тебя… а он вполне мог исполнить свою угрозу! — Катриона глубоко вздохнула, успокаиваясь. — Я очень хотела выйти за тебя; замуж, Джейми! Я рассказала отцу, какой ты хороший и как я тебя люблю, но папа все равно не соглашался. Я даже пригрозила, что сбегу с тобой. Тогда он и поклялся тебя уничтожить… Он человек со связями, и у него много влиятельных друзей. — Голос Катрионы от волнения прерывался. — Даже если бы мы с тобой уехали в Америку или Австралию, он бы нашел нас там и сломал тебе карьеру… Я не могла рисковать твоим будущим! И потому отказалась от тебя и разбила тебе сердце… и себе тоже.
Эзме захотелось оказаться где угодно, только не здесь. При таком разговоре должны присутствовать только те, о ком идет речь. Она шагнула к двери и вопросительно посмотрела на Куинна. Тот застыл у окна, словно окаменел.
— Но не это самое худшее. Оказывается, отец обманул меня, — сказала Катриона, жестом останавливая Эзме. — После того как доктор сказал… что его удар может стать роковым, папа признался мне, что никаких денег он не терял. Он обманывал меня нарочно, чтобы не отпускать от себя. Чтобы я думала, что ему грозит опасность, и не покинула его!
Куинн с непроницаемым выражением развернулся кругом и посмотрел на Джейми и Катриону.
— И дело вовсе не в том, что он так сильно меня любит, — с горечью продолжала Катриона. — Кто был бы хозяйкой на его приемах, если бы я вышла замуж и оставила его? Кто бы заботился о нем и выполнял все его пожелания и капризы? Кто еще способен на такую преданность, кроме послушной долгу дочери? Да и сейчас он признался мне во всем только потому, что хочет уйти с миром — по крайней мере, получить Божье прошение.
Граф был чудовищно эгоистичен; многие с трудом поверили бы в то, что Катриона говорит правду, но Эзме, Куинн и Джейми поверили ей.
Катриона вытерла глаза тыльной стороной ладони.
— Я по нему не плачу — уже не плачу, — продолжала она. — Я плачу из-за того, что он разбил нам жизнь, Джейми. И еще я плачу от радости… я так рада снова видеть тебя! — Она опустила глаза и сложила руки на коленях. — Я не спросила… — Она подняла на него глаза, в которых читались и надежда, и страх: — Ты женат?
Джейми широко улыбнулся — уже пять лет Эзме не видела такой искренней улыбки на лице брата… Джейми снова стал таким, как в ее детстве.
— Как я мог жениться, когда моя любимая здесь? Катриона, ты выйдешь за меня замуж?
— Да, да! — вскричала она, обвивая шею Джейми руками и страстно целуя его.
На пороге появился дворецкий. Он вытаращил глаза, но долг требовал, чтобы его голос оставался бесстрастным:
— Миледи, доктор просит вас немедленно прийти.
Катриона кивнула и встала на ноги, держась за подлокотник, чтобы не упасть. Джейми обвил рукой ее талию.
— Ты хочешь пойти к нему одна? — спросил он.
Катриона смотрела на него снизу вверх так, точно он — ее спаситель, который наконец пришел за ней.
— Ты нужен мне, Джейми, сейчас и всегда, — сказала она, а потом повернулась к Эзме и Куинну: — И вам я тоже была бы признательна, если бы вы пошли со мной. Мне хочется, чтобы друзья были рядом, даже если окажется, что это прощание.
Большая спальня графа, похожая на гробницу, была заставлена темной, массивной мебелью. Толстый бархатный балдахин над кроватью был спущен; такие же толстые шторы закрывали окна, не впуская в комнату солнечный свет. В комнате царил полумрак, только на столе рядом с кроватью горела одинокая свеча. В спертом воздухе пахло лекарствами и болезнью. Сам граф, лежащий на подушках в громадной постели, как будто усох или уже умер; его запавшее лицо было мертвенно-бледным. И все же его костлявая грудь поднималась и опускалась, хотя дыхание было частым и неглубоким. Врач у постели, словно верховный жрец, готовящийся совершить последние обряды, повернулся к вошедшим. Если он и удивился, увидев их, то хорошо скрыл свои чувства. Эзме решила, что врачи, как и юристы, видят на своем веку все и их уже ничем не удивишь.
— Папа, я здесь! — прошептала Катриона, садясь на край кровати и беря отца за руку.
— Боюсь, его светлость утратил способность говорить, — тихо заметил врач.
Судя по его угрюмому лицу, он не рассчитывал на то, что граф протянет долго.