Розалинда Лейкер - Розы во льдах
– Иногда я задаюсь вопросом, – заметила Бет, – почему Зигрид не поручила Гарольду сжечь этот дом: я не сомневаюсь, что коттедж спалил он. Все проблемы сразу бы исчезли.
– Этого она не могла сделать. Каждый считает, что тогда проклятие падет на него лично. Инстинкт самосохранения в людях очень силен.
Он снова заговорил о выстрелах:
– Конечно, всегда есть шанс, что правда о злонамеренном охотнике выйдет наружу рано или поздно…
– Надеюсь, что все действительно объясняется чьей-то неосторожностью, но я все еще переживаю случившееся и пока не могу заставить себя поверить в эту версию. Уверена, что целились именно в меня!
– Мне от этого не легче…
– Понимаю и ценю все, что вы для меня делаете. Хотите, чтобы я меньше общалась с Джулианой… учитывая обстоятельства?
– Разумеется, нет. Прежде всего я думаю, что кем бы ни был тот стрелок, он просто хотел вас попугать: еще одна уловка, чтобы заставить уехать из Тордендаля. Видите ли, зимой часто устраиваются соревнования в стрельбе на меткость. Но местные жители держат оружие не для состязаний, а для того чтобы кормить семью. Их сила в твердой руке и зорком глазе. И никто, даже Зигрид, не промахнулся бы на таком незначительном расстоянии.
– Ружье издавало громкий звук. Обычно такой бывает при сильной отдаче. Это может помочь в поисках владельца?
– Боюсь, что нет. У жителей долины много старинного оружия, годного разве что для музея. Но бедным людям не приходится выбирать, они стараются извлечь максимум выгоды из того, что имеют. В этом смысле точный прицел – их верный кормилец. В Холстейнгаарде ни одна мелочь не пропадает зря. Зигрид унаследовала от деда не только дом, но и его скупость.
– К Гарольду Дженсену она проявляла щедрость…
– Если это можно так назвать. Земля, которую она ему выделила, возвращалась к ней после его смерти. Это было выгодное помещение капитала.
– Возможно, вы правы. – Бет устала от бесконечных загадок и интриг. Жизнь в старом доме превратилась в постоянную напряженную борьбу. Ежедневно от нее требовались незаурядная храбрость и самообладание. Временами казалось, что она не справится с этой ношей одна.
– Фрекен Ларсен сказала, что головная боль у Анны прошла?
– Да, но она очень подавлена. Хорошо, если бы вы смогли навещать ее время от времени. Через несколько дней мне снова предстоит поездка в Кристианию на одну-две недели.
– Почему бы вам не взять ее с собой? – предложила Бет, испытывающе глядя ему в глаза. – Перемена мест может пойти ей на пользу.
Ей показалось, что он недоволен вопросом:
– Неужели вы до сих пор не поняли, что она никогда не уедет из Нилсгаарда? Она помешана на нем, как Зигрид на Холстейнгаарде. Джина путешествовала со мной в первые годы нашей семейной жизни, но в Нилсгаарде всегда чувствовала себя лучше. А после рождения Джулианы она вообще отказывалась выезжать из дома.
– Но вы же сами сказали, что Анне нужны только вы, нужны как жизнь!
Ответ прозвучал сухо:
– Не совсем так, хотя по сути вы правы. Смысл моих слов сводился именно к этому. Она действительно связывает свое благополучие только со мной, но, как бы ей ни хотелось съездить в Кристианию, она этого не сделает. Непонятно почему, но она убеждена, что, раз покинув Тордендаль, уже больше сюда не вернется. Она боится поездок. Вот так-то…
– Но она не перестает говорить о Швейцарии! Там ей нравится, она была там счастлива…
– Сказки. Вымысел, почерпнутый из книг. – Он поднялся с кресла, прошелся по комнате, выглянул в окно, приподняв занавеску. – Она никогда не была в Швейцарии, но ей хочется, чтобы окружающие думали, что она там была. Просто ей не дает покоя уязвленное самолюбие, и меня это крайне удручает. В шестнадцать лет она вдруг заболела – полное расстройство, умственное и физическое. Дед отослал ее в лечебницу для душевнобольных на юге Норвегии, недалеко от моих верфей. Я считал своим долгом навещать Анну после того, как ей удалось тайком переправить мне письмо с указанием адреса. Больше никто к ней не приезжал. Для старика Холстейна дочь просто перестала существовать. Мне всегда казалось преступлением держать ее там после окончания курса лечения. Ее использовали в клинике как сиделку для других больных. Старик не хотел ее забирать. Пришлось употребить все свое влияние, чтобы вызволить Анну оттуда.
Он снова сел.
– Я никогда не был влюблен в Анну, но по неизвестной мне причине Джина была убеждена, что между нами есть какие-то отношения, и неоднократно упрекала меня в неверности…
Его лицо вдруг исказилось гримасой боли:
– В этот вечер я не узнал Джину. Никогда раньше мне не приходилось слышать столь чудовищных обвинений. Я не сдержался, нервы были и так напряжены из-за ее дурацкой идеи переделывать потолки. Она уже до моего приезда решила устроить сцену, и стало ясно: чтобы я ни сказал или ни сделал, я не смогу переубедить ее. Я почувствовал бессилие впервые за нашу совместную жизнь и накричал на нее… Когда Джина убежала, я подумал, что она укрылась в своей комнате. В исступлении я крушил деревянные леса для потолочных работ и, доломав, пошел искать Джину. Но в доме ее не оказалось.
Бет понимала переживания Джины и его тоже:
– Если бы не случилось несчастья, Джина пожалела бы о своих словах, я уверена!
– Сомневаюсь… Ее словно подменили, околдовали злыми чарами. Она дышала ненавистью ко мне и даже пыталась поцарапать мне лицо. Об этом я никому не рассказывал. Вы единственная, кто теперь знает подробности случившегося между нами той ночью.
– Ценю ваше доверие, – сказала Бет.
– Я думал, что Джина должна быть довольна возвращением сестры, и написал письмо, надеясь ее обрадовать.
– Могу полюбопытствовать, сколько писем вы написали? – спросила Бет, вспомнив о таинственной переписке, которая доставляла столько переживаний Джине.
– Только одно – сообщил дату выписки Анны из клиники. Не хотел рисковать и доставлять Джине разочарование. Разочарование!.. – Он горько усмехнулся от сознания того, что обстоятельства оказались сильнее его воли. – Анну выписали, взяв с меня обязательство, что мы с Джиной примем на себя всю ответственность за нее. Поэтому Анна живет в Нилсгаарде. Лишь поэтому, других причин нет! – Пауль хотел поймать взгляд Бет, но она опустила глаза.
Бет не могла заставить себя посмотреть на него, но была уверена, что правильно понимает его слова. Означало ли сказанное, что в его жизни не было другой женщины после смерти Джины?
Он подошел к ней, протягивая руки. Она вложила свои ладони в его и поднялась с кресла, подчиняясь его воле. Он заключил ее в объятия; поцелуй поразил ее нежностью и страстью.
