Кэти Максвелл - Игра в любовь
Карета оказалась очень тесной и на плохих рессорах. Айден своим массивным телом занял почти все пространство. Когда они выезжали за ворота, карету тряхнуло во второй раз, да так, что едущие в ней лязгнули зубами.
— Я уже сто лет ею не пользовался, — пояснил Айден. — Но Либстер отсюда недалеко. Мы окажемся там через один-два часа.
Он улыбнулся и помахал в окно Дэйви и его друзьям, которые бежали за каретой, провожая их.
Энн откинулась на жесткую кожаную спинку сиденья.
— Итак, каков ваш план?
— Я его еще не придумал.
Она сдавленно сглотнула.
— Так вот почему вы так вырядились?
— Человек, идущий на виселицу, должен выглядеть хорошо. — Он тут же извинился, когда понял, что она не сочла его шутку остроумной. — О, Энн, перестаньте хмуриться. Это была всего лишь неудачная попытка вас развеселить. Я обязательно что-нибудь да придумаю. Главное, что вы здесь, рядом со мной. — Он коснулся ее руки. — Вижу, вы снова надели кольцо.
— Я решила, что оно неплохо дополнит мой наряд, — произнесла она, не желая выдавать истинных причин.
— Так оно и есть. Идите ко мне. — Он положил ее голову себе на грудь и погладил ее по руке, стараясь согреть. — Будьте мужественной. Я что-нибудь придумаю.
— Осталось совсем мало времени.
Он рассмеялся.
— Лучшие идеи приходят мне в голову, когда я вынужден импровизировать.
Энн закрыла глаза. Слышно было, как размеренно стучит его сердце.
Рука его вдруг замерла.
— Вы не жалеете, что приехали в Кельвин? Что согласились на этот брак?
Она подняла голову. Лицо ее было печальным. И она сказала ему правду.
— Нет, я не жалею, что все так сложилось. Я бы даже не возражала, если б все сложилось еще хуже… но об этом браке не пожалела бы. Слышите, Айден? Я никогда не стану жалеть, что вышла за вас замуж.
— Обещаете? Что бы ни случилось?
— Да.
Он улыбнулся, и она положила руку на его гладкий твердый подбородок.
— Я люблю вас.
Он ничего не ответил, только обнял ее покрепче, изучая пейзаж за окном. Они ехали по побережью. Со стороны Энн из окна открывался вид на бурлящее Северное море и скалистый берег. Энн почувствовала легкий укол разочарования. Она надеялась, что он ответит ей тем же. Она знала, что он беспокоится о ней, но ей этого было мало. Она хотела любви, которая связала бы их вместе навсегда.
— О чем вы сейчас думаете? — спросила она, стараясь, чтобы голос ее звучал как можно более беззаботно.
Он покачал головой.
— Я думал о том, как было бы хорошо, если б существовал другой способ решить противоречия между Англией и Шотландией…
— Вы хотите остановить «очистки».
— Это может поспособствовать восстановлению мира и согласия в моей стране.
Энн обдумала его слова.
— Нужно внести этот вопрос на рассмотрение парламента.
Он издал возглас недовольства.
— Ну и какой с этого толк?
Она села прямо.
— Парламент мог бы приостановить этот процесс. Он мог бы даже принять закон, который запретил бы «очистки».
— Энн, — сказал он с преувеличенным терпением, — люди, которые пишут законы, получают доход от их применения на практике.
Но она не совсем была согласна с таким утверждением.
— То, о чем вы говорите, касается Палаты лордов, но не Палаты общин. И, Айден, люди сейчас куда более осведомлены о социальной несправедливости, нежели раньше.
— Лондонское общество совершенно эгоистично, — привел он сокрушительный довод. — Они считают, будто правят миром, и не заботятся ни о ком другом. Их ничуть не волнуют проблемы за пределами их тесного круга.
— Есть и такие люди. Но, Айден, есть и другие, представители интеллигенции, которые ставят под вопрос старый порядок. Вот к таким людям нужно обращаться.
— Никто не станет ко мне прислушиваться.
— Но почему?
Уголки его рта поползли вниз.
— Вы не знаете, как устроен этот мир.
Он задел ее за живое, вызвав у нее вспышку гнева.
— А вы уже много лет не бывали в Лондоне.
— Неужели он настолько изменился? — спросил он с ноткой сарказма в голосе.
— Да, Айден. С окончанием войны появилось множество новых взглядов и идей. В то же время люди в Лондоне понятия не имеют, что творится здесь, на Севере, и как от этого страдают невиновные. Вы обязаны воспользоваться своим именем и влиянием вашей семьи, чтобы открыть им глаза. У вас ведь есть место в Палате лордов, правда?
— Есть, но, Энн, я не был в Лондоне уже много лет и не желаю туда возвращаться.
— Даже ради того, чтобы предотвратить восстание? Кто-то должен заговорить от лица шотландцев. Сами они этого сделать не могут. Они нуждаются в вас. Вы их лэрд.
— Слишком поздно, Энн.
Она прислонилась к дальнему углу кареты, расстроенная его упрямством.
— Еще не поздно. Пока порох не задействован, восстание можно остановить.
Он покачал головой.
— Не знаю. Если Ламберт казнит Робби Ганна или отправит меня вместе с Робби под конвоем в Лондон, волна восстаний захлестнет Высокогорье.
Он был прав… Но и она тоже!
— Айден, я не хочу, чтобы здесь начиналась война. Я не хочу, чтобы Хью погиб, так и не познав счастья с Финеллой. Я не хочу, чтобы Бонни Моват оплакивала своих сыновей. И, как я уже говорила, я не хочу видеть, как гибнете вы сами.
Он привлек ее к себе.
— Энн, надейтесь на лучшее. Верьте мне.
Она кивнула, не в силах больше говорить. Некоторое время они ехали молча. Затем Айден сказал:
— Я могу выступить в парламенте с делом фермеров против «очисток», но они не станут слушать.
Несмотря на его упрямство, в ней зародилась надежда.
— Вы заставите их слушать. И если они вас не услышат, то вы придете и скажете им об этом на следующий год.
Он невесело рассмеялся.
— А потом еще через год?
— Да. — Она провела рукой по ряду оловянных пуговиц на его жилете. — Вы должны повторять им это снова и снова, пока они вас не услышат.
— На это могут уйти годы, Энн.
— Сколько это уже продолжается? — спросила она. — Годы?
Он ничего не ответил, но, судя по тому, каким жестким стал контур его губ, она добилась-таки своего.
— Айден, возможно, вам не удастся спасти всех, но для вас это уже не ново. Вам удалось уберечь своих людей. Теперь вы должны использовать свои связи, чтобы говорить от лица тех, кто не имеет права голоса.
— Хватит, Энн. Достаточно. — Он снова повернулся к окну. Она наблюдала за ним, сложив руки на коленях. Он размышлял.
Наконец он произнес:
— Я поклялся больше никогда не возвращаться в Лондон. Я никогда не чувствовал, что там мое место.
