Шерри Томас - Не в силах забыть
Брайони быстро убрала письма в сумку, встала и вытерла слезы.
— Ты уже побеседовал с генералом? — спросила она, когда Лео вошел в комнату.
— Нет, не успел с ним встретиться. Нам пришла телеграмма от Каллисты.
— От Каллисты? Сюда?
— Думаю, тебе лучше самой ее прочитать.
При виде выражения лица Лео у Брайони упало сердце. Она взяла телеграмму из его рук.
«Дорогие Брайони и Лео,
молю Бога, чтобы с вами все было благополучно. Никогда не прощу себе, если с кем-то из вас что-нибудь произойдет, поскольку известие о болезни отца было выдумкой. Но теперь обман обернулся правдой. Прошлой ночью с папой случился тяжелый удар. Доктора говорят, что приступ может повториться в любую минуту, и тогда наступит конец.
Если вы в добром здравии, пожалуйста, поспешите. И, ради Бога, дайте мне знать как можно скорее, что у вас все в порядке.
Каллиста».
— Я говорила, что собираюсь убить ее голыми руками, если с тобой что-нибудь случится? Думаю, придется это сделать, — проворчала Брайони, мстительно скрежеща зубами.
— Нет, не хочу, чтобы из-за нее тебя повесили. Я постараюсь упрятать ее в лечебницу для душевнобольных, где ей самое место, — возразил Лео, сердито качая головой. — Она таки одурачила меня. А ведь я телеграфировал другу в Лондон и спросил о здоровье твоего отца, мне ответили, что он действительно прикован к постели.
— Значит, ты проверил. А я было задумалась, не слишком ли ты легковерен.
— Я не доверяю ни единому слову Каллисты, по крайней мере если речь заходит о тебе. Когда ты была в Германии, она пожаловалась мне, что, борясь с одолевшей тебя меланхолией, ты пристрастились к кокаину и колешь себе зелье не меньше трех раз в день.
— Что?
— А после твоего отъезда в Америку она заявила, что ты влюбилась в мужа одной из своих коллег и так страдала, что пыталась покончить с собой.
— Да она сошла с ума!
— Она решила свести нас вместе любой ценой, это очевидно.
— Так можно ли ей верить на этот раз?
— Телеграмма пришла из канцелярии лорда Элджина. Так что Чарли тоже оповещен. А чтобы задействовать Чарли, Каллисте пришлось попросить о помощи Джереми или Уилла. Знаешь, я склонен ей верить.
Потрясение вдобавок к неимоверной усталости и пережитым волнениям, казалось, вконец лишило Брайони сил. Она опустилась в кресло с телеграммой в руке и попыталась перечитать послание сестры. Но строчки расплывались перед глазами.
— Похоже, мне надо немедленно отправляться?
— Да. Дорога на Ноушеру запружена людьми, свежих лошадей для двуколки достать невозможно. Говорят, путь туда займет двадцать часов. Мне пообещали выделить тебе эскорт. Могу я помочь тебе собраться?
— Я готова ехать, — медленно произнесла Брайони. — Я успела собрать вещи до твоего прихода.
Лео поднял Брайони с кресла и крепко прижал к себе.
— Я буду скучать.
Она обняла его в ответ, крепко, насколько хватило смелости, ведь раны Лео были еще свежими.
— Обещай мне, что не станешь снова показывать чудеса храбрости.
— Я буду отъявленным трусом, обещаю, и вернусь в Лондон, как только сумею отсюда выбраться. Мы скоро увидимся. Если, конечно, к тому времени, как я прибуду в Англию, ты не отправишься в Сан-Франциско или Крайстчерч.
Брайони нежно поцеловала его.
— Нет. Я буду ждать тебя в Лондоне. Ты был прав. Пришло время остановиться. Сколько можно убегать?
Глава 17
Возвращение в Лондон с его тяжелым мутным воздухом, закопченными, почернелыми домами, нищетой и людскими толпами всегда было для Брайони потрясением. Однако тягостные впечатления от первой встречи с городом обычно довольно скоро рассеивались. К тому времени как поезд подошел к вокзалу, Брайони уже не удивлялась, как люди умудряются жить в такой грязи и запустении. А когда экипаж остановился возле дома отца, она и вовсе не чувствовала омерзительного зловония оживленных улиц, заваленных лежалым конским навозом.
Куда труднее оказалось увидеть лицо отца с бледной как бумага кожей, поредевшими бровями и ресницами, бесцветными вялыми губами, безжизненно искривленными после удара, парализовавшего половину тела, и больнее всего — осознать, что Джеффри Аскуит действительно находится на пороге смерти. Второй удар случился с ним всего за несколько часов до приезда Брайони. Врач не оставил ей надежды, сказав, что отец уже не оправится. Ожидалось, что после первого приступа он не протянет и недели, но мистер Аскуит был все еще жив. Больному обеспечили хороший уход. Мачеха Брайони, умудренная горьким опытом многолетних забот о слабых, болезненных сыновьях, наняла двух умелых сиделок и превосходно ими управляла. И сам мистер Аскуит, и его комната содержались в идеальной чистоте, невозможно было поверить, что здесь лежит парализованный человек, пользующийся подкладным судном.
— Хочешь чаю? — спросила Каллиста. Брайони покачала головой.
В свои двадцать пять лет Каллиста оставалась все той же девчонкой-сорванцом, с улыбчивым лицом, огромными озорными глазами, высокими скулами и чуть вздернутым носом. Она стояла на перроне, встречая Брайони, стройная, оживленная, прелестная молодая женщина в соломенной шляпке с зелеными лентами, трепещущими на ветру. При виде сестры, окутанной облаками пара, у Брайони мучительно сжалось сердце: Каллиста так сильно походила на свою покойную мать, что, казалось, это сама Тодди явилась из потаенных уголков памяти падчерицы.
В карете по дороге домой сестры почти не разговаривали. У них было мало общего. Даже будучи детьми, одинокими сиротками, брошенными в холодном пустынном доме, девочки так и не сблизились.
Брайони пыталась подружиться с Каллистой. После смерти мачехи она излила всю свою любовь на ребенка Тодди. Она воображала себя с сестрой товарищами по несчастью, жертвами кораблекрушения, оказавшимися в одной спасательной шлюпке: сестры и лучшие подруги, они вместе поплывут к чудесной, счастливой жизни. Однако если Брайони тосковала по человеческому теплу, то Каллиста дичилась сестры. Малышке не нравилось, когда ее целовали, гладили или обнимали. Она не хотела слушать песенки. А когда Брайони начинала читать ей вслух, Каллиста пряталась под кроватями или накрытыми скатертью столами, зажимая уши пальцами.
Брайони не удавалось ее разговорить, заинтересовать играми или прогулками, доставлявшими столько удовольствия им с Тодди. Случалось даже, что при виде Брайони Каллиста поворачивалась и опрометью бежала прочь.
В конце концов Брайони научилась обходиться без младшей сестры. Постепенно она привыкла к мысли, что в спасательной шлюпке ей предстоит плыть одной. Одной бороздить бескрайнее море детства и в одиночестве пристать к далекому берегу. Ее даже не особенно задело, когда в пять лет Каллиста неожиданно быстро привязалась к миссис Аскуит и мисс Раундтри, их новой гувернантке. Малышка выросла, выбралась из своей раковины и превратилась в счастливую, озорную, проказливую девчушку.
