Сьюзен Джонсон - Любовница на неделю
Зная, что не может дать ей того, чего она хочет, а лишь снова причинит боль, Дермотт отчаянно сопротивлялся своим желаниям. Но когда он почувствовал, как руки Изабеллы обвились вокруг его талии, он отпустил дверь.
Мягко отстранив от себя ее руки, он повернулся.
— Я прошу простить меня! — прошептала она. — Мне не следовало тебя просить. Должно быть, ты так устал от женских стенаний, что…
— Я не могу только обнять тебя, — перебил ее Дермотт. — Ты это понимаешь?
— Это меня не волнует.
— И не смогу надолго остаться.
— Меня это тоже не волнует.
— Потом, возможно, будет волновать. — Чувствуя, что задыхается, он лихорадочно втянул в себя воздух. — Я стараюсь быть… честным.
— Я понимаю.
— Имей в виду — все это не сможет изменить мое мнение относительно дуэли.
— Хорошо, — уступила она.
— Проклятие! — Он внезапно схватил ее за плечи. — Мы не должны этого делать. Мы не должны были даже говорить о…
— Я возьму ответственность на себя.
— За все? — бросая на нее свирепый взгляд, спросил Дермотт. — У меня здесь нет противозачаточных средств, это же не комната для свиданий, — не щадя ее, защищался он.
— Это не имеет значения.
— Не говори так. — В голосе Дермотта смешивались раздражение и плотская страсть.
— Я знаю, что говорю.
— Ты готова рискнуть? А если ты родишь от меня ребенка?!
— Я не считаю это риском.
— Господи, Иззи… — Отпустив ее, он сделал шаг назад — только для того, чтобы вновь натолкнуться на закрытую дверь.
Она встала на цыпочки и обняла его за шею.
— Так что же нам теперь делать?
— Наверное, я должен отправить тебя домой, — отрывисто пробормотал он, изо всех сил пытаясь справиться со своими инстинктами. — Господи, но как это трудно.
— Отправишь меня домой через час, — прильнув к нему, прошептала Изабелла. Ее желания были столь же неистовыми, к тому же сегодня их усиливал страх. Ведь она может больше его не увидеть. Завтра он, возможно, умрет. — Ты ведь можешь уделить мне один час? — Вцепившись пальцами в темные волосы Дермотта, она пригнула его голову к себе.
Ее поцелуй был горячим и нежным — многообещающим началом и страстным призывом.
А если он никогда больше не ощутит сладость ее губ? — подумал Дермотт. И тепло ее тела, нежное прикосновение ее груди и бедер, напоминающее о тех наслаждениях, которые они вместе испытали. О том экстазе, что он ощутил в ее объятиях.
— Люби меня… ну пожалуйста! — прошептала она, обдавая его своим теплым дыханием.
— Не могу. — Только страшным усилием воли ему еще удается сдерживаться.
— Но я хочу почувствовать тебя в себе…
Он вдруг обхватил руками голову Изабеллы и по-хозяйски впился в ее губы; все сомнения мгновенно куда-то испарились. Сбитый с толку, распаленный непривычным для него воздержанием, Дермотт больше не думал о том, что хорошо и что дурно, он вторгался в ее рот так же, как собирался вторгнуться в ее тело, — свирепо, неудержимо.
Изабелла отвечала ему такой же неистовой страстью, забыв о том, зачем приехала. Забыв, почему они а прошлый раз расстались, забыв даже всю горечь вновь предстоящей разлуки. Ее переполняло ослепительное счастье, она упивалась силой и мужеством Дермотта, думая только о том, чтобы удержать его сейчас. А там — будь что будет.
Для них больше не существовало ни прошлого, ни будущего — только окутанное безумной страстью настоящее.
— Я сам, — пробормотал Дермотт, когда Изабелла потянулась к его бриджам, легко подхватил ее на руки и понес к столу, сметая все на своем пути. На пол летели бумаги, книги, ручки — сейчас Дермотт не обратил бы внимания даже на звон разбитого стекла.
Тем более что в Грин-Эбби никто не решится их потревожить, а Джо вмешается только в том случае, если решит, что Изабелле угрожает опасность. Хотя, думал Дермотт, бережно опуская ее на полированный стол, она не станет звать на помощь даже в том случае, если опасность будет реальной.
Снедаемый страстью, он жадно поцеловал ее.
— Я всегда забываю, какая ты горячая, — прошептал он, поспешно развязывая ее плащ.
— А ты… по-прежнему великолепен.
— Этого ты еще не знаешь, — ухмыльнулся он и, выпрямившись, принялся расстегивать бриджи.
— Надеюсь, что скоро узнаю, — промурлыкала она, стягивая с рук перчатки и задирая юбки.
— А ты не слишком-то застенчива.
— У меня был хороший учитель.
Эти слова только разожгли его. Дальше можно и не расстегивать, решил Дермотт и, внезапно устремившись вперед, до самой талии завернул юбки Изабеллы и твердой рукой раздвинул ее бедра.
— Сейчас посмотрим, что ты успела усвоить.
— Более чем достаточно, — кокетливо пробормотала она, еще более распаляя его страсть.
«Спала ли она с кем-нибудь после того, как мы расстались?» — подумал Дермотт, вдруг вспомнив разговоры о том, как усиленно флиртовала в последние дни мисс Лесли.
Черт бы ее побрал — вот так, с бесстыдно раздвинутыми ногами, она сейчас очень похожа на опытную распутницу.
— А с другими мужчинами ты практиковалась? — грубо спросил он.
— Мы что, обмениваемся опытом?
— Я вовсе не настроен шутить! — отрезал Дермотт.
— Я заметила.
— Ответь же мне. — Он хотел знать, насколько доступной она была, насколько безнравственной.
— Только если ты снабдишь меня точно такой же информацией.
Он сделал шаг назад.
— Тогда я не притронусь к тебе.
— Думаю, что не выдержишь, — сказала она, подняв ноги так, что у Дермотта перехватило дыхание.
— Шлюха, — буркнул он, но в его голосе звучало не столько осуждение, сколько нежность.
— Если бы я была ею, — с кокетливой улыбкой сказала она, — я бы сделала ставку на связь с тобой. Поэтому скажи мне то, что я хочу знать. А потом услышишь, о чем хочешь знать ты.
— Для мужчин эти не имеет значения.
— А для меня имеет.
Она начала расстегивать лиф платья.
— Потаскушка! — все тем же бархатным голосом проворковал Дермотт.
— Ну скажи! — сгорая от ревности, срывающимся голосом прошептала она. — А потом вставишь в меня это… это чудо.
Услышав ее слова, Дермотт сразу позабыл обо всем, кроме своего желания. Приблизившись к Изабелле, он просунул руки под ее бедра, подтянул на край стола и встал между ее ног.
— Нет, сначала скажи, — попыталась увернуться она. Он вернул ее на место и, тяжело дыша, встретил пылающий страстью взгляд.
— Ни с кем я не был. Теперь твоя очередь.
Изабелла улыбнулась, донельзя довольная тем, что его отношения с Хелен, оказывается, были чисто платоническими.
— Я тоже — ни с кем.
Ее слова показались ему ангельским пением, хотя до сих пор Дермотт всегда считал, что женщины должны пользоваться полной свободой. Тем не менее он почему-то не желал видеть Изабеллу свободной — разумеется, лишь в этом смысле.
