Барбара Вуд - Свитки Магдалины
Но в этом не было надобности. К моему великому удивлению, как только Салмонидес заметил меня, он просиял и подошел ко мне, будто мы были давними друзьями.
«Привет, господин!» – воскликнул он и протянул ко мне руки.
Я инстинктивно стал пятиться назад.
«Извини меня, господин, – сказал он. – Я так обрадовался, увидев тебя, что забыл, какой ты благочестивый еврей, ведь тебе противно прикосновение нееврея. Однако клянусь всеми богами, я рад видеть тебя!»
«Почему?» – глупо спросил я.
«Почему? Потому что я, господин, ищу тебя по всему городу. Я принес тебе хорошие новости и прибыли».
«Что?» – спросил я, все еще ничего не понимая.
«Корабли благополучно причалили к Остии, не потеряв ни одного зернышка. Шекели, вложенные тобой в это дело, и в самом деле превратились в сестерции».
Я снова онемел. Салмонидес не только честно выполнил наше соглашение, но также сгорал от нетерпения заплатить мне. Ему пришла в голову мысль, что я тут же сделаю новый вклад, и поэтому неустанно искал меня повсюду. Оставив своих ослов под присмотром друга, я отправился вместе с Салмонидесом на улицу банкиров, где по его письменному поручению мне выдали две тысячи динаров. Оттуда мы пошли к менялам у храма, где под бдительным взором моего спутника-грека внимательно осмотрели и взвесили римские монеты, затем поменяли их на двести сирийских. Пять зузимов я отдал Салмонидесу, и он тут же, виновато пожав плечами, обменял их на драхмы.
Потом мы зашли в лавку с продовольствием, сели в тени и начали обсуждать экономическое положение империи. Салмонидес тут же заметил, что я ничего не понимаю в таких делах, однако проявил ко мне терпение.
Он сказал: «Мой юный господин, ты наделен редким качеством, и это легко увидеть такому опытному человеку, как я. Ты сообразителен, быстро разбираешься в цифрах. Видишь, как легко ты впитываешь финансовые идеи, которыми я завалил тебя. Многие соображают медленно, им тут же становится скучно. Однако ты внимательно слушаешь то, что я говорю, и запоминаешь без труда. Мой юный господин, ты занялся не тем делом. Ты должен изучать не Тору, а банковское дело».
Потом я рассказал Салмонидесу о том, что случилось после того позорного для меня вечера, и он был удивлен тем, что Елеазар так сурово обошелся со мной.
«Более того, – сказал он, – ты чрезмерно строг к себе. Какой же молодой человек не провел хотя бы один такой вечер? Молодые люди проводят множество подобных вечеров. И если немного выпить, разве это такое уж большое преступление? Если ты хочешь увидеть настоящий грех, тебе следует побывать в Риме».
Но я поднял руку. «Евреи смотрят на это совсем иначе, – ответил я, – ибо мы народ, избранный Богом. Поскольку мы должны показывать пример остальному миру, то нам следует проявлять рвение в соблюдении Торы. Какой же мы подадим пример, если тоже предадимся пьянству, разврату и постыдным поступкам?».
Я знал, что Салмонидес, как и множество неевреев, относится к моим словам скептически, ибо не верил, что Бог выбрал нас наследниками этой земли.
В тот день я отдал Салмонидесу сто монет и подписал с ним еще одно соглашение. Речь шла о покупке урожая ячменя, который вскоре предстояло собрать.
Если урожай получится богатым, я продам его с прибылью. Если урожай окажется скудным, тогда мои деньги пропадут. Учитывая такую возможность, я вручил ему лишь половину суммы, а другую половину приберег на случай финансовых затруднений в будущем.
В тот вечер я расспрашивал Елеазара об этической и моральной стороне этой сделки. «Эта прибыль столь же честно приобретена, что и деньги, заработанные тяжелым трудом?» – спрашивал я. И он ответил, что я все равно прилагал усилия, если не собственными руками, то умом. Эти деньги не считались приобретенными незаконно. К тому же они не были получены от других евреев. По этой причине мои действия оправданны.
Следующим утром я снова вернулся в город с целью выполнить одно поручение. За восемь месяцев, которые прошли со дня моего позора, я ни на мгновение не забывал о женщине по имени Мириам, которую встретил у колодца. Она ввела меня в свой дом, накормила и дала мне приют. Восемь месяцев назад из-за набожности и любви к соплеменнику она отпустила меня с полным животом и монетами в кармане. Мириам избавила меня от мыслей о самоубийстве. Сегодня я приду в ее дом и отплачу за добро.
Она сразу узнала меня и ввела в дом. Одна из многих женщин, живших в этом доме, омыла мои ноги и угостила меня хлебом и сыром. Когда я удивился такой встрече, Мириам сказала: «Мы всегда рады видеть брата, который возвращается к нам».
«Я ваш брат?» – спросил я.
В ответ она поцеловала меня в щеку.
Когда я протянул ей кошелек с двадцатью пятью узимами, она робко взяла его и сказала, что эти деньги пойдут на пропитание многих людей.
«У вас такая большая семья?» – спросил я, ибо в ее доме жило множество людей.
Она ответила: «Все, кто ждет возвращения Господа, являются членами моей семьи».
Я хотел задать ей новые вопросы, но она остановила меня и просила остаться на некоторое время, ибо сюда явится человек, который сможет ответить на них.
И случилось так, что моя жизнь изменилась в четвертый раз. Я ждал в доме Мириам, пока не пришел человек по имени Симон.
Джуди отложила бумаги и посмотрела Бену прямо в глаза. Она ничего не сказала, не шевельнулась, не издала ни звука. Они общались глазами.
– Нам ведь не удастся утаить это от газетчиков, правда? – спросил он на всякий случай.
– Когда об этом станет известно…
– Боже! – неожиданно воскликнул он. – Почему так должно произойти? Почему об этом должно стать известно? – Бен вскочил и сжал руки в кулаки. – Давид, ты так задумал! Разве ты не видишь, какие муки ты причиняешь мне?
Бен умолк и уставился на противоположную стену. Он тяжело дышал. В глазах застыло безумие, смесь недоумения и злости. Бен сердито смотрел на пустую стену, затем неожиданно уронил голову и занял позу то ли молящегося, то ли человека, которого мучат угрызения совести.
Когда Бен наконец выпрямился и заставил себя взглянуть на Джуди, он хрипло произнес:
– Я вижу его… но вы не видите его.
Джуди с удивлением взглянула на него.
– Да, вот он, точно, здесь. Давид бен Иона. Он здесь уже некоторое время, но я осознал это лишь вчера. Он не показывался до тех пор, пока не убедился, что я пойму, почему он здесь.
