Сьюзен Виггз - Прими день грядущий
Готовясь встретить побежденных британцев, американцы и французы образовали вдоль Хэмптон-Роуд двойную линию. Наконец те вышли из Йорктауна под звуки марша «Мир перевернулся вверх тормашками».
Рурк заметил, что англичане стараются держаться ближе к французской линии, не обращая внимания на американские позиции. Казалось, они хотели таким образом несколько уменьшить свой позор, сдавшись французам, а не Континентальной армии.
«Ничего удивительного, – подумал Рурк. – Это же забавно, что самая мощная в мире военная машина побеждена кучкой оборванных, непокорных бунтовщиков».
Однако американцы не желали, чтобы их игнорировали. Оркестр грянул «Янки Дудл», заставив англичан, так долго относившихся к ним с презрением, повернуться лицом к американской линии.
И вот прозвучал приказ о сдаче оружия. Англичане принялись грубо швырять свои ружья в кучу, стараясь повредить их. Заметив это, генерал Линкольн, второй человек в войсках после Вашингтона, что-то отрывисто скомандовал, и неповиновение тут же было пресечено: оружие стали складывать с меньшей яростью.
Рурк стоял до последнего, глядя на серебристо-коричневую кучу мушкетов, слушая проклятия и рыдания поверженных британцев. Он не ушел, пока не закончилась вся процедура.
К Йорктауну подходили все новые и новые силы Вашингтона. Все вражеские отряды к этому времени уже сдались в плен или разбежались. Праздновать победу и пить начали уже в день капитуляции.
Настроение у Рурка было не менее праздничным, чем у тех, кто хлопал друг друга по плечам и шумно бражничал в честь победы. Но он радовался более спокойно и неторопливо собирал свои пожитки, готовясь к путешествию домой, в Дэнсез Медоу.
За этим занятием и застал его Нил Кумз.
– Уже уезжаешь? – спросил Кумз, наклонив голову так, что шляпа съехала набок. – А мы только начали новую партию ямайской водки.
Рурк покачал головой:
– Я уже выполнил свою работу и отправляюсь домой, чтобы как следует сыграть свадьбу и воспитать сына настоящим американцем.
Господи, как хорошо прозвучали эти слова! Большего Рурк не мог и желать.
Однако, когда он устало тащился по дороге, на него внезапно нахлынула волна одиночества: путь в Дэнсез Медоу был долгим, и не очень-то приятно было преодолевать его одному.
Вдоль всей Хэмптон-Роуд люди весело праздновали победу. Многие из них во время осады лишились крова, но они знали, что дома отстроят заново, и на этот раз для новой нации. Рурк медленно брел мимо обнимающихся парочек, резвящихся детей, грустно вслушиваясь в смех, музыку, пение.
Неожиданно он услышал свое имя. Сначала тихо, а потом более громко и уверенно его позвали:
– Рурк! Рурк Эдер!
Рурк остановился, как вкопанный: кто-то яростно махал ему рукой из самой середины бесцельно шатающейся по улице толпы. Изумлению Рурка не было предела, когда он увидел блестящие, словно соболий мех, волосы и любимое лицо, о котором так мечтал все долгие недели войны.
– Дженни!
Выбравшись из толпы, она стремглав бросилась к нему. Рурк перехватил ее на полдороге и, заключив в объятия, раскачивал из стороны в сторону в золотистом вечернем свете. Он боялся спросить, что делает здесь Женевьева, опасаясь вспугнуть этот волшебный сон.
Словно в доказательство того, что все происходит наяву, Женевьева крепко поцеловала его в губы и прошептала:
– Рурк! Ох, Рурк! – дотронувшись до окровавленной повязки на голове мужа, она нахмурилась: – Ты ранен!
– Ерунда! Совсем ерунда! – он снова с жадностью приник к ее губам.
– Ты выиграл свою войну, – проговорила Женевьева, когда их объятия наконец разомкнулись.
– Кажется, это действительно так, любовь моя, – согласился Рурк, с силой сжимая ее плечи.
Глаза Женевьевы в последний раз скользнули по веселящейся шумной толпе.
– Значит, нам пора домой, Рурк. Поехали.
ГЛАВА 13
– Да благословит вас Господь, – прошептала Мимси Гринлиф. – Вас обоих, – склонившись над Калвином, она дотронулась до его лица, затем снова посмотрела на Рурка и Женевьеву полными слез глазам: – Вы привезли мне моего мальчика.
Калвина уже вносили в дом, когда Джошуа и все остальные прибежали с поля. Юноша стонал от боли и немного бредил, но, к облегчению Женевьевы, узнал мать и даже улыбнулся ей.
Женевьева коротко рассказала Гринлифам о подвигах сына и о том, как он получил ранение. Растроганные до глубины души, Мимси и Джошуа принялись горячо благодарить девушку за то, что она все время, даже во время битвы, находилась рядом с их мальчиком.
После этого Женевьева отправилась к себе домой – принять с дороги ванну и переодеться. Рурк немного задержался, чтобы переброситься несколькими словами с Джошуа и Куртисом, и только после этого присоединился к жене.
– Извини, у меня есть в деревне одно дело, – сказал он ей, улыбаясь одновременно обворожительно и таинственно. – Джошуа привезет тебя чуть позже.
Женевьева недоумевала, почему Рурк не может подождать, пока она приведет себя в порядок, но не стала приставать с расспросами, а лишь молча поцеловала его.
– Увидимся позже, миссис Эдер, – многозначительно проговорил Рурк.
Она восторженно рассмеялась, услышав свой новый титул, и заявила, что не намерена ждать слишком долго.
Последние дни в Дэнсез Медоу только и говорили о значительной победе Вашингтона в Йорктауне. Деревушка была взбаламучена праздником. Ее жители радостно приветствовали возвращение Рурка и восторженно отнеслись к его планам относительно Женевьевы. Хэнс также был счастлив увидеть отца живым и невредимым, хотя и заартачился, когда тот заявил, что мальчик должен вместе с Мими Лайтфут отправляться в церковь и там ждать их с Женевьевой.
Рурк стоял, облокотившись на забор напротив пристани. Наконец Джошуа и Куртис привезли в повозке Женевьеву. Она выглядела настолько восхитительно, что у Рурка на миг перехватило дыхание. На. Женевьеве было зеленое, украшенное лентами платье; чистые, красиво уложенные волосы блестели подобно темному нимбу вокруг ее маленького, в форме сердечка, личика. Полуденное солнце сияло в ее волосах и золотым светом отражалось в изумрудных глазах. Она улыбнулась, и Рурку показалось, что прохладный ноябрьский день сразу потеплел.
Они радостно пожали друг другу руки.
– Странно, – недоуменно произнесла Женевьева. – Такое впечатление, что в деревне никого нет. Я думала, что люди вовсю празднуют победу.
Рурк пожал плечами и повел жену через улицу.
– Пойдем со мной, Дженни.
Она поправила выбившийся локон:
– Куда ты меня ведешь, Рурк?
– В церковь, милая.
– Нет, Рурк, – запротестовала Женевьева. – Мне там будет не по себе.
