Сьюзен Робинсон - Леди Неукротимость
Прежде чем ответить, София бросила на Кейт внимательный взгляд.
— Ты расстроена. Что-нибудь случилось? Кейт упала на кушетку рядом с матерью и, наклонившись вперед, уперлась локтями в колени.
— Он постоянно донимает меня, хуже, чем мухи корову. Извини, мама.
— Я знаю, что любить очень тяжело, — ответила София, — но если тебя что-то беспокоит, моя дорогая, то тебе лучше поговорить об этом с Алексисом, а не убегать от него.
Кейт повернула голову, чтобы посмотреть на мать. Когда о ее чувствах к Алексису говорил кто-то другой, это странным образом делало их более реальными. Мама думает, что она любит Алексиса.
— А как ты узнала, что ты любишь папу?
Софья, сделав последний стежок, завязала на нитке узелок и взяла свои ножницы. Она улыбнулась и ответила:
— Я очень долго не знала этого. Твоей отец ужасно раздражал меня. Он беспрестанно дразнил меня. И мы ссорились, хотя я и пыталась не делать этого.
— Вы ссорились с папой?
— Только когда он вынуждал меня к этому. Никто из нас не хотел первым признаться в своих чувствах, и естественно, ему, как мужчине, пришлось взять инициативу в свои руки.
— Я рада, что вы ссорились. Я хочу сказать, что, понимаешь…
— Ты не чувствуешь себя такой одинокой? — спросила София.
Кейт улыбнулась и откинулась на спинку кушетки.
— Но я не уверена. Любви нельзя научиться по книгам, а учиться на собственном опыте очень больно.
София положила свое вышивание на колени и кивнула:
— Я помню это чувство.
— Но как же ты все-таки узнала? — спросила Кейт.
— Мне потребовалось достаточно много времени, чтобы принять решение, и я не думаю, что мне удалось выработать какой-то метод. Ты хочешь именно этого, Кейт, ты хочешь получить метод, подобный тому, каким пользовались вы с отцом, решая эти ужасные математические задачи. Его не существует.
— О!
— Но все же я задала себе один вопрос. Кейт вскинула голову и вопросительно посмотрела на нее.
— Какой?
— Я спросила себя: смогу ли я прожить всю свою оставшуюся жизнь без твоего папы? Что я буду делать, если он уедет назад в Америку и я больше никогда его не увижу? Эта мысль была для меня невыносима.
Выпрямившись, Кейт позволила своему воображению увести ее в будущее. Она подумала о том, как она сама вернется домой, назад в Сан-Франциско, в их большой дом, к семейному бизнесу. Там не будет черноволосой химеры, чтобы попеременно то соблазнять, то критиковать ее. Ни словесных поединков, ни поцелуев, ни прикосновений, и никогда, никогда, никогда она не сможет притянуть его к себе и попытаться слиться с ним, как ей страстно этого хотелось.
Никогда больше его не видеть.
— Что мне делать?
София похлопала ее по руке:
— Из-за чего вы поссорились?
— Он хочет, чтобы я очень была похожа на леди Ханну.
— А-а.
— Что это должно означать? — спросила Кейт, подбоченясь.
— Ну же, Кейт, до сих пор упрямство и попрание обычаев мало помогли тебе.
Снова наклонившись вперед, Кейт закрыла лицо руками застонала.
— Я не хотела вмешиваться, — сказала София. — Но если ты будешь продолжать смущать такого гордого и хорошо воспитанного джентльмена, ты вполне можешь довести его до того, что он оставит тебя. Никакому мужчине не нужна жена, которой он стыдится.
Кейт подняла голову и посмотрела на мать.
— Правда? — Она сжала руки на коленях и принялась их разглядывать. Ты думаешь, что он стыдится меня?
— Боюсь, что да, — сказала София. — Именно это я пытаюсь объяснить тебе вот уже много лет. Ты отвращаешь от себя мужчин. Кейт, предназначение женщины в том, чтобы склониться, уступить желаниям мужчины, создать дом, куда он мог бы удалиться от мира и чувствовать себя окруженным заботой. В ответ Алексис подарит тебе свою любовь и защитит тебя.
Кейт прижала ладони друг к другу.
— Я не понимала, что он стыдится меня. Я думала, что он просто противный.
Возможно, она была не права. В конце концов, так много женщин верили в то, о чем сейчас говорила мама. Да и мужчин тоже. В сознании Кейт возникла ужасная мысль. Никто никогда не соглашался с ней, значит, может быть, она ошибалась, все были правы в своих рассуждениях о настоящей леди, а она была неправа? И тут же эта мысль сменилась следующей, еще более ужасной. Права ли мама? Неужели она действительно отвращает от себя Алексиса? Испугавшись, она побоялась дальше думать об этом.
В течение всей ее жизни было одно и то же. Она делает что-то вполне для нее естественное, вроде разговора о математике. София реагирует на это так, будто Кейт разделась донага в церкви. Когда Кейт замечает реакцию матери, она тут же начинает стыдиться себя самой и чувствовать себя никчемной и бесполезной. Кейт верила маминым словам о том, что на нее не посмотрит никто из мужчин, если она будет так себя вести, и так как она верила своей матери, то прятала свой страх за бравадой и враждебностью. О Господи. Она не могла вынести мысли о том, что Алексис может стыдиться ее.
— Наверное, я должна вести себя немного иначе, — сказала она.
— Это единственное, что тебе остается делать, моя дорогая. Ты же не хочешь, в конце концов, чтобы он снова вернулся к этой ужасной Бичуит?
Через несколько дней после того, как он отругал Кейт за ее неподобающее поведение, Алексис стоял рядом с увитым плющом деревом неподалеку от руин Тайм Холла и сердито смотрел на Каролину Бичуит. Она отвлекла его в сторону во время верховой прогулки. Яго сопел у подножия дерева, а Тезей был привязан к молодому деревцу вместе с кобылой Каролины.
Совершенно неожиданно выяснилось исключительная цепкость Каролины. С того момент, как она услыхала о Кейт, он вынес почти неделю истерических упреков, мольбы и рыданий. Сейчас она снова собиралась заплакать. Когда Каролина всхлипывала, ее лицо дергалось, как умирающее насекомое, а ее громкие завывания и стенания заставляли его вспомнить о башне, привидениях и потерянных душах. Алексис прикрыл уши руками, так как почувствовал, что настал момент для завываний.
— А-а-а!
Яго тут же поднял голову. Его уши встали торчком — настолько, насколько позволял их большой вес. Когда началось следующее стенание, он поднял свой нос и тоже завыл в знак сочувствия. Лошади беспокойно зашевелились. Алексис закрыл глаза.
— А-а (Каролина).
— У-у (Яго).
Каролина сидела на развалинах стены. Она пнула ее каблуками своих ботинок и открыла рот еще шире.
Алексис подскочил к ней и закрыл ей рот рукой, заглушив начало следующего вопля.
— Достаточно. Ты плачешь уже так долго, что можешь от этого заболеть. Кроме того, у Яго от тебя болят уши, а лошади могут сорваться с привязи.
— Ты, — ик, — любишь ее, — ик.
