Француаза Бурден - Роковая любовь

Удивившись, что он чувствует в себе столько горечи, Нильс неспешно тронулся с места. Ему не за что упрекнуть Виктора, даже за то, что он выставил его за дверь. А сам он разве не сделал бы так, очутившись на его месте? «Сматывайся» – вот и все, чем ограничился его брат, выражение более чем сдержанное для обманутого мужа. Нильс не мог смириться с тем, что Виктор его отбросил, Максим попросту не замечал, а отец осуждал. Вернее, отец избегал любых контактов с ним – ни одной новости за пять месяцев. Наверное, он ожидал, что Виктор должен простить его первым.

Поставив свою машину под одной из голубятен, он выбрался из нее и почувствовал, как у него затекло тело. Он проехал весь путь без остановки, торопясь добраться, но сейчас не спешил идти в дом, мучимый вопросами, задавать которые на автостраде он избегал. Что именно от него понадобилось Виктору? Не случилось ли чего-нибудь с кем-то из членов семьи?

– Ты, наверное, мчался, как сумасшедший, да? – раздался позади голос брата.

Вероятно, он возвращался после прогулки, потому что джинсы внизу и мокасины были мокрыми. Рядом с ним, вывалив язык, резвился черный пес.

– Ты сам мне сказал, чтобы я торопился...

С потухшими глазами и усталым видом Виктор подошел к нему, неуверенно улыбаясь.

– Сейчас подъедет Макс,– объявил он.– Пока мы его ждем, можешь выпить...

– Макс? Зачем? Это что, семейный совет?

Перейдя в оборону, Нильс внимательно изучил лицо брата и нашел его выражение странным, не поддающимся расшифровке.

– Заходи в дом,– вздохнул Виктор.

Нильс почувствовал руку брата, взявшего его за плечо. Этот добрый жест потряс его до такой степени, что он даже стал запинаться, пока они шли.

– Но что такое... Если ты меня... Скажи же, наконец, что происходит?

– Нет, без Макса я тебе ничего не скажу. Сначала пойдем выпьем, тебе это понадобится.

Виктор отпустил его плечо только в кухне и пошел за бутылкой виски. Он налил два стакана и выставил на стол вазочку со льдом.

– Начнем с того, Нильс, что все же есть вещи, касающиеся только нас с тобой.

– Я тебя слушаю.

– Я решил подвести черту под прошлым. В настоящее время я уже вылечился от Лоры, а ты... Ты по-прежнему остаешься моим младшим братом, и с этим ничего не поделаешь.

На этот раз Нильс долго молчал, а потом пробормотал:

– Это что, так серьезно?

– Что?

– Остальное. То, о чем ты не хочешь говорить без Макса.

– Да.

– Серьезно до такой степени, что ты готов со мной помириться?

– Как тебе сказать... Во всяком случае, хороший предлог, чтобы это сделать.

– Но ты все-же обижаешься на меня?

– Нет...

Нильс был ошеломлен. Он ничего не понимал. Неожиданное великодушие плохо сочеталось с характером Виктора, который всегда отличался цельностью. Пока он собирался задать следующий вопрос, дверь открылась, и с усталым видом вошел Максим. Судя по всему, он тоже не был обижен на Нильса, поскольку дружелюбно сказал ему:

– Привет! Доехал нормально?

Взъерошив волосы Нильсу, он плюхнулся на табурет. Виктор принес еще один стакан и, не спрашивая, налил виски, а потом уселся рядом. Нильс переводил взгляд с одного на другого, чувствуя, как в нем крепнет тревога.

– Так что же происходит? – потерял он терпение.

Он не находил объяснения любезности братьев и одновременно их значительности.

В последний раз, когда он звонил Максиму, тот смешал его с грязью.

– У нас очень серьезные неприятности, у всех троих,– спокойно ответил Виктор.– Что требует, как ты называешь, семейного совета. Позавчера я совершенно случайно узнал кое-что... ужасное.

– Что же?

– Сейчас скажу... Поскольку тебя это касается еще больше, чем нас, а вернее, это касается твоей матери. И нашей...

– Моей матери? – обалдело повторил Нильс.

– Да, Нильс, ее смерти.

Пытаясь справиться с собой, Виктор обернулся за поддержкой к Максиму.

– Видишь ли, обстоятельства ее гибели несколько иные, чем мы знали ранее,– прибавил он.

Виктор выдержал паузу, чтобы дать Нильсу время сосредоточиться. От того, как представить драму, зависит сила его реакции.

– Не знаю, что ты помнишь об этом, Нильс.

Нильс ожидал объяснений, но никак не вопросов, и проворчал:

– Я ничего не помню!

Он и предположить не мог, что братья призовут его, чтобы поговорить о его матери. Ведь они ее даже не знали! Что же до него, несмотря на навязчивые мысли о ней, он практически ничего не мог вспомнить.

– Разве она не упала со стремянки? – спросил он.

– Да, но не сама.

– Как это не сама? Господи, Виктор, ну выкладывай же! Я ни слова не понимаю из того, что ты говоришь.

– Мама ужасно ее ревновала. Просто с ума сходила от ревности. При этом она до безумия любила папу. И была готова на что угодно. Здесь, в Роке, она стала одержимой, она не могла больше думать ни о чем другом, она просто помешалась... И однажды она перешла к действиям.

Повисла тишина, и задержавший дыхание Нильс смог наконец вздохнуть. Он замотал головой, словно хотел отогнать назойливое насекомое.

– Виктор...– В его голосе послышалась паника. Рядом с ним молча ерзал на табурете Максим.

– Она приехала к вам в Каор. Она хотела поговорить с твоей матерью или... Короче, это она...

Виктор хотел смягчить правду и, подбирая слова, спохватился, но нашел в себе силы честно закончить:

– Она вытолкнула ее из окна.

Последние слова произвели на Нильса действие, подобное разряду электричества.

– Нет! – закричал он, вскакивая с места. Мертвенно побледнев, он переводил блуждающий взор с Виктора на Максима.

– Кто вам сказал это? Кто? Папа?

– Нет, он пока ничего не знает.

– А ты? – Он схватил Виктора за ворот рубашки и начал трясти.– Ты-то откуда узнал это? Что за глупости? Неужели ты хочешь, чтобы я поверил, что Бланш убила ее? Ты издеваешься надо мной!

Он собирался ударить Виктора, но Максим, вскочив, оттащил его.

– Я запрещаю тебе говорить о моей матери! – орал Нильс, отбиваясь.– Ты придумал это, чтобы отомстить мне? Мерзавец, грязный ублюдок!

– Перестань, перестань,– увещевал его Максим. Ему удалось оттащить Нильса на середину кухни, подальше от Виктора.

– Я ничего не могу поделать, Нильс... Виктор обреченно махнул рукой.

– Сначала нам надо было поговорить с тобой,– тихо сказал он.

Его рубашка была порвана до самого ремня, но он, казалось, не замечал этого. Внезапно Нильс перестал биться в руках старшего брата.

– Это правда? Бланш ее... убила?

Произнесенное вслух слово казалось таким отвратительным, что Виктор, не выдержав, опустил глаза. Гнетущая тишина повисла между ними. Конечно, Нильс никогда больше не назовет мамой ту женщину, которая его воспитала.