Хизер Грэм - Мой враг, мой любимый
– И что же ты будешь делать, если Виргиния отделится от Союза?
– Не знаю, – честно признался он и шагнул к любимой. Восторг и упоение от только что проведенных вместе часов почему-то вмиг растаяли, и Кирнан с негодованием отпрянула. Джесс, вскипев от ярости, сжал ее в объятиях и громко крикнул:
– Я люблю тебя, Кирнан!
Слезы навернулись на глаза несчастной.
– Но так ли сильно, Джесс?
– Черт возьми! – не сдержался он. – А ты?
Ей удалось, наконец, вырваться, и она принялась одеваться. Не успела Кирнан поднять с пола платье, как Джесс снова прижал ее к себе. Она попыталась вырываться, но он, не обращая внимания, целовал ее нежно и страстно, целовал до тех пор, пока губы любимой не приоткрылись ему навстречу… И все-таки Кирнан высвободилась.
– Отпусти меня, Джесс.
– Нет, только не сегодня.
– Прошу тебя!
– Нет, – повторил он. – Черт побери, Кирнан, неужели ты не понимаешь, что сегодня я не могу отпустить тебя?!
Внезапно весь ее гнев куда-то улетучился. Она прижалась к нему щекой, и Джесс почувствовал, как по груди его катятся слезы.
Подхватив любимую на руки, он осторожно опустился вместе с ней на меховую накидку.
Поцелуями он осушил ей слезы. Кирнан калачиком свернулась у него в руках. На этот раз любовь их была долгой и нежной, а ночь, обнимавшая их, сладостной до боли.
…Они проснулись рано утром.
– Я отвезу тебя домой, – сказал Джесс.
– Я знаю дорогу.
– Я отвезу тебя! – повторил он настойчиво.
Он посадил ее в седло, сам сел на чалого сзади и, подхватив поводья кобылы Кирнан, повел лошадей шагом.
И вот показался дом Маккеев.
– Высади меня здесь, Джесс, – проговорила она, оборачиваясь к нему. – Отец…
– Я доставлю тебя домой, Кирнан.
Джон Маккей уже ждал их на крыльце, широком, с высокими белыми колоннами, как и в доме Камеронов. Попыхивая трубкой, он прихлебывал виски. Увидев молодежь, Джон улыбнулся.
– Я не сомневался, что ты привезешь ее, Джесс, – негромко проговорил он. – Потому и не волновался, несмотря на поздний час.
– Не мог же я отпустить ее одну, сэр!
– Извини, папочка… – начала было Кирнан.
– Все в порядке. Когда ты с Джессом, я спокоен.
Вряд ли любой другой родитель на его месте был бы так же спокоен, но Джон Маккей всегда отличался от других. Пусть даже Кирнан и Джесс – любовники, счастье дочери для него было дороже условностей. Редкостный человек, представитель вымирающей породы…
– Пойду, пожалуй, в дом, а вы пока попрощайтесь. – Джон решил не смущать счастливую парочку.
Джесс соскочил с Пегаса и потянулся к Кирнан. На мгновение оба замерли, прижавшись друг к другу, и он запечатлел нежный поцелуй у нее на губах.
– Я люблю тебя, Кирнан.
– Я тоже люблю тебя, Джесс, – грустно отозвалась девушка, но тут же ее изумрудные глаза снова вспыхнули, и она с вызовом посмотрела на Камерона: – Но если Виргиния отделится, а ты не уйдешь из союзной армии, то больше меня никогда не увидишь, так и знай! – И, не желая длить расставание, метнулась к дому.
Джессу оставалось лишь молча смотреть ей вслед.
На следующее утро он проснулся с жуткой головной болью.
Отчасти виноват был он сам. Проводив Кирнан, Джесс провел остаток вечера и почти всю ночь в обществе Дэниела и бутылки бурбона: братьям было что обсудить. На рассвете Криста застала их там, где оставила. Девушка недаром носила фамилию Камерон – лихо опрокинув предложенный ей бокал бурбона, она, наконец, вытолкала братьев из-за стола.
Выбравшись из постели и завернувшись в простыню, Джесс, шатаясь, подошел к балконной двери. Отсюда открывался великолепный вид на цветущий сад, тянувшийся до самой реки. Неподалеку от дома Дэниел уже беседовал с какими-то всадниками. Одним из них оказался Энтони Миллер, при взгляде на которого голова Джесса разболелась еще сильнее, а вторым – сосед из Уильямсберга по имени Аарон Петере.
Камерон-младший с живейшим участием выслушал гостей и вдруг, сорвав с головы шляпу, подбросил ее вверх и издал воинственный клич.
– Что там еще, черт побери? – пробурчал Джесс, чувствуя, что голова у него совсем раскалывается.
Натянув бриджи и сапоги, он подошел к массивному комоду, стоявшему в углу спальни. Вытащив рубашку, Камерон вдруг замер и обвел помещение глазами, словно видел его в первый раз.
В этой комнате, как правило, обитал хозяин Камерон-холла. Джесс переехал сюда лишь несколько лет спустя после» смерти отца. Как старший сын, он являлся наследником всего обширного поместья, впрочем, раньше Джесс не придавал этому значения. Он был поглощен своей медицинской карьерой, а Дэниел с не меньшей страстью отдавался военной службе. Род Камеронов издавна славился своими военными. Первые представители этой фамилии, ступив на виргинскую землю, сражались с индейцами, и те, которые уцелели, положили начало династии. Камеронам случалось воевать и с пиратами, а дед Джесса принимал участие в войне за независимость, когда колонии боролись за свои права.
Джесс задумчиво погладил комод. Сколько он себя помнил, эта махина всегда здесь стояла, так же как и огромная кровать, в которой некогда почивал его отец, а теперь спал он сам. Не изменились и вычурные стеклянные двери, ведущие па балкон, и письменный стол, за которым составляли деловые бумаги несколько поколений Камеронов.
Джесс судорожно облизнул губы, по спине его градом катился холодный пот – казалось, неумолимо надвигается что-то страшное, кровавое…
Торопливо надев рубашку, Джесс выскочил из спальни и в коридоре снова остановился. Фамильные портреты, развешанные здесь, обычно мало привлекали его внимание, но сегодня молодому человеку казалось, что его далекие и не столь далекие предки, словно выжидая чего-то, пристально смотрели на него. Вот родоначальник клана, лорд Джеймс Камерон, и его прекрасная супруга Джесси. Вот бабка Джесса Аманда, холодная и чопорная, обвиненная в пособничестве англичанам, но сумевшая доказать свою невиновность. А вот Эрик Камерон. Глаза его, такие же пронзительно-синие, как и у самого Джесса, с лукавым прищуром взирают на далекого потомка. Он будто бы спрашивает, готов ли молодой человек постоять за то, что ему дорого.
А вот и портрет отца. На Джесса взирает седовласый старец, но глаза его смотрят все так же молодо, как и в юности. Однако чувствуется в этом взгляде и мудрость, которая приходит лишь с годами. Отец словно пытается предостеречь сына от необдуманных поступков, напоминая, что для настоящего Камерона нет иного пути, кроме как следовать велению сердца.
– Но если я вступлю на этот путь, то предам всех вас! – прошептал Джесс.
У него вдруг закружилась голова. «Должно быть, я и впрямь не в себе, – хмыкнул он, – если беседую с давно умершими предками!»
