Розмари Роджерс - Это неистовое сердце

Марк наклонился, поцеловал меня в щеку, весьма удивив таким проявлением чувств.

– Возвращайся скорее, Ровена. И береги себя.

Кучер щелкнул кнутом, опоздавший пассажир, круглолицый коротышка, громко пыхтя, протиснулся мимо Марка и захлопнул дверцу. Мне повезло – место было у окна; высунувшись, я помахала на прощание.

Молодая дама застенчиво улыбнулась:

– Как тяжело расставаться! Я всю ночь не спала, а мама так плакала! Если бы не надежда вновь увидеть Джонни!

– Я еду ненадолго, – пояснила я. – Всего лишь в гости!

Как уверенно я говорила!

В этот день на мне было скромное серое платье с синей отделкой, длинными рукавами и высоким воротом. Мужчины украдкой поглядывали в мою сторону, но тут же опускали глаза – перед ними была женщина Тодда Шеннона, владелица половины «Ранчо ШД». Знали ли они, что я убила Парди?

Молодая женщина вела себя дружески, суровая – молча смотрела в окно. Круглолицый человек не сводил с нее глаз, а четвертый пассажир, по виду ранчеро, уныло смотрел в пол.

Странная компания! Но ничего не поделать, в дилижансах обычно так и бывает.

Молодая женщина, Эмма Джексон, не переставала расспрашивать о жизни в Нью-Мексико. Круглолицый попытался завести беседу с хмурой пассажиркой, но потерпел сокрушительное поражение. Солнце начало припекать; в дилижансе воцарилось молчание, ленивые мысли беспорядочно теснились в моей голове; постепенно я задремала, несмотря на жару и пыль. Но тут в дверь дилижанса что-то громко стукнуло; экипаж беспорядочно затрясло. Почти одновременно раздались выстрелы и крики солдат.

– Какого черта!

Ранчеро наклонился к окну, но тут же издал странный звук. Тело словно отбросило назад; Эмма Джексон пронзительно вскрикнула. Из горла ранчеро торчала стрела, глаза выкатились из орбит, ужасное придушенное клокотание продолжалось еще несколько секунд.

– Лучше лечь на пол, – предупредила женщина постарше, и я молниеносно стащила Эмму с сиденья; мы скорчились в маленьком, тесном пространстве. Круглолицый коротышка непрестанно бормотал:

– Апачи! О Боже, Боже!

– Нет смысла молиться – почему бы вам не вытащить револьвер и не начать стрелять?

Кажется, эта молчаливая дама единственная сохранила полное спокойствие и присутствие духа!

Эмма по-прежнему кричала и даже попыталась выпрыгнуть из дилижанса на полном ходу, если бы я не удержала ее. Пожилая женщина с силой ударила бедняжку по лицу.

– Единственный способ прекратить истерику! Нам вряд ли помогут ее вопли!

Я подняла глаза. Женщина кивнула головой.

– Чувствуете, как мы быстро едем? Выстрелы затихают. Думаю, на следующем повороте мы опрокинемся!

– Женщина, ты не знаешь, о чем говоришь! – пропыхтел толстяк. – Мы удерем от них!

Мертвец повалился на него; коротышка завопил от ужаса. И это было последним, что я услышала. Должно быть, колесо дилижанса наехало на камень: так или иначе, съехав с дороги, экипаж угрожающе наклонился; послышался странный треск, я упала, в ушах звенели ужасающие крики. Лошади? Эмма? Или это я кричала? Когда я закрыла глаза? Почему так болит голова? Откуда эти душераздирающие вопли, приведшие меня в сознание?

Веки мои распахнулись; я смотрела прямо в коричневое бесстрастное лицо, раскрашенное белыми и черными полосами. Решив, что вижу дурной сон, я вновь закрыла глаза, ожидая, пока ужасное видение исчезнет.

Кто-то что-то сказал глубоким гортанным голосом, и, даже не разбирая смысла, я поняла: это приказ. И еще чей-то голос – женский, встревоженный:

– Ради Бога, встаньте! Поднимитесь, иначе вас убьют!

Я снова встряхнулась, взглянула в маленькие черные глазки воина-апачи.

Он что-то сказал и дернул рукав. Даже в полуобморочном состоянии я поняла, что он велит мне подняться. Но смогу ли я? После падения экипажа я долго катилась по земле. Но я была жива. Почему же Эмма не умолкает?

– Встаньте! – настойчиво прошептала женщина.

Зачем она так сердится?

Я кое-как вскарабкалась на ноги, чувствуя, как разметались по плечам волосы. Господи, они снимут с меня скальп! Апачи, что-то прорычав, схватил меня за руку. Неужели они оскальпировали Эмму? И поэтому… Но тут, повернув голову, я поняла, что кричит не она. Бедная Эмма Джексон никогда не увидит своего Джонни. При падении она сломала шею: ее так и оставили лежать на земле. Но… но я не могу передать, что они сделали с мужчинами, двое из которых были еще живы.

Меня бросили на коня, предварительно связав запястья. Воин-апачи, чьей добычей я считалась, обхватил меня рукой за талию, так что я чувствовала исходивший от него запах пота, смешанный с вонью какого-то жира, которым тот намазывал тело.

Платье мое было порвано и все в крови. Другая женщина, Джуэл, была в таком же виде, длинная царапина тянулась от лба до подбородка. По-видимому, я была в шоке – не двигалась, не кричала, и скорее всего именно это спасло мне жизнь. В памяти запечатлелась лишь ужасающая картина – изуродованные тела молодых солдат, еще недавно таких веселых, смеющихся, теперь лежали под невыносимо палящим солнцем, словно брошенные сломанные куклы в синих мундирах.

Скачка превратилась в сплошной кошмар. Апачи, казалось, не чувствовали ни жары, ни усталости, ни голода, ни жажды и гнали лошадей вперед, не давая отдыха. Мы ехали через безлюдную, мертвую пустыню. Позже я узнала, что эта дорога называется «путь смерти». Но знай я это тогда, не испугалась бы: смерть казалась избавлением от судьбы, уготованной мне индейцами.

Мы добрались до мрачных гор Сан-Андрес, но тут чья-то загнанная лошадь пала. Ее немедленно прирезали; индейцы отрывали куски сырого мяса, жевали, а потом выплевывали.

Отсюда нужно было идти пешком. Нас связали вместе и потащили по скалистым уступам, не давая времени остановиться и передохнуть.

– Они убьют того, кто не сможет идти, – тихо предупредила Джуэл, и я мгновенно поверила.

Лошадей вели под уздцы; куски мяса были завернуты в шкуру и навьючены на тонкие одеяла, служившие седлами.

Не хочу вспоминать, куда и как долго мы шли и сколько раз я споткнулась. Истертые в кровь ноги невыносимо болели, каждый шаг был мукой, легкие, казалось, вот-вот разорвутся. Мы плелись по узкой извилистой, усыпанной камнями тропинке. Иногда для двоих не было места, и Джуэл брела позади. Я слышала ее тяжелое, неровное дыхание.

На ночь мы остановились в узком каньоне. Здесь было легко обороняться, но кто догадается прийти сюда? Мы пересекли пустыню, а некованые лошади не оставляют следов на камнях. Нет, Джуэл и я пропали, погибли безвозвратно. Как такое могло произойти со мной? Почему я оказалась не готова к насилию, скрывающемуся под внешне мирной картиной прекрасного утра?