Джессика Трапп - Властелин наслаждений
Мейриона подняла руки, чтобы обнять его. Она жаждала ответных нежных прикосновений, но Годрик отстранился и встал. Теперь он возвышался над ней.
– Поднимайся!
В полном замешательстве Мейриона поднялась на ноги, Годрик тут же заключил ее в объятия.
– Слушай меня, маленькая глупышка. Я могу иметь тебя и в качестве рабыни, но хочу, чтобы ты стала моей добровольно. Что касается Уайтстоуна – он все равно будет принадлежать мне. Ты не можешь положить себя на жертвенный алтарь, чтобы усмирить зверя и обезопасить свою семью; для этого тебе следовало бы придумать что-нибудь получше.
У Мейрионы защемило сердце, и по щеке покатилась слеза.
– Мне нечего предложить, кроме себя. Он осторожно вытер слезу.
– Много лет назад в часовне тебе следовало не предупредить меня, а выйти за меня замуж.
Поцеловав ее в губы, словно прощаясь, Годрик вышел из комнаты. Теперь Мейриона перестала сдерживать скопившиеся слезы, и они хлынули неудержимым потоком.
Она рыдала до тех пор, пока сон не сморил ее.
Глава 24
На следующий день Мейриона проснулась оттого, что ее настойчиво трясли за плечи.
– Просыпайся, девочка.
Открыв один глаз, она увидела, что рядом с ней на кровати сидит Годрик в мягкой черной рубахе, его крупное тело с такой силой давило на перину, что та жалобно поскрипывала.
Он вновь потряс ее за плечи, и она сердито посмотрела на него:
– Убирайся!
В ответом лишь ухмыльнулся – похоже, его совершенно не обескуражила ее утренняя сварливость. Всю ночь Мейрионе снилось, что она вышла за него замуж… Лорд и леди Уайтстоун – это звучало совсем недурно. Каким угодно способом она добьется того, что ее брак с дядей Пьером будет признан недействительным, – вот к чему она пришла в результате этого сна.
Отклонившись назад, Годрик открыл тяжелые занавески на ближайшем окне, и солнце ярко осветило спальню, позолотив его плечи.
Мейриона моргнула и прикрыла глаза рукой.
– Боже, который час?
– Утро уже настало, – весело ответил он, и Мейриона вновь нахмурилась.
Быстро сев, она натянула на плечи полотняную рубашку.
– Я занимаюсь здесь только тем, что ем и сплю, – проворчала она. – Может, есть хоть какие-то известия от моего отца?
– Нет, ничего, но это меня не волнует. Как только мы прибыли в Монтгомери, я отправил к нему гонца с предложением сделки. – Годрик нежно провел ладонью по ее руке.
– Думаешь, он еще не получил твое послание?
– Не знаю. Сегодня на рассвете я отправил еще одного гонца.
Мейриона вздрогнула. Что, если отец предпочтет напасть, а не вести переговоры ради ее возвращения? Она доверчиво положила руку на плечо Годрика.
– Обещай мне: что бы ни случилось, ты не причинишь вреда моему отцу или дяде Пьеру.
Глаза Годрика потемнели.
– Даже и не помышляй о возвращении к мужу. Несмотря на то что мы так и не пришли к окончательному соглашению, ты принадлежишь мне.
Мейриона замешкалась.
– Милорд, я…
Святые угодники! Что она скажет ему?
Она не может противиться своему сердцу. В качестве жены или в качестве пленницы она хочет принадлежать Годрику, но не сможет вынести, если ее эгоизм будет стоить жизни отцу или дяде.
– Прошу вас, милорд, обещайте, что не причините вреда моей семье. Пьер… Я хочу сказать… – Она отвела взгляд в сторону, стыдясь своей неверности. – Я не хочу, чтобы дядя Пьер оставался моим мужем, но также не хочу, чтобы он был мертв.
– Послушай, Мейриона. – Годрик прижал ее ладонь к своей щеке. – Вчера я получил послание от короля Эдуарда…
– Бесчестный монарх, – еле слышно пробормотала она.
– Будьте осторожны, миледи, даже стены замка могут иметь уши. Я не хочу, чтобы мою будущую жену обвинили в государственной измене.
Ее взгляд нервно прошелся по многочисленным гобеленам, украшавшим стены спальни.
– Шпионы короля Эдуарда утверждают, что в Уайтстоуне укрывают мятежных ланкастерцев.
Мейриона почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица.
– Это неправда!
Годрик пристально посмотрел на нее.
– В чем дело, милорд? Что вы скрываете от меня?
– Вашего отца вызывают в Лондон для допроса.
– Нет. Эдуард убьет его! Последний раз, когда отец был в Лондоне, его несколько месяцев продержали в тюрьме – тогда я заплатила королю выкуп, чтобы его освободили. – Мейриона почувствовала, что все закружилось у нее перед глазами. – Зачем на этот раз он понадобился королю?
– Видишь ли, Мейриона… – Годрик сделал глубокий вдох. – Нашего монарха совсем не позабавило сообщение о том, что твой отец продал меня в рабство. Ему также не понравилось то, что он выдал тебя замуж за французского графа, известного своими ланкастерскими симпатиями. Вот почему Эдуард приказал мне арестовать его и доставить в Лондон.
Мейриона нервно теребила руками простыню.
– Мой отец – старый человек. Почему король не позволит ему спокойно дожить последние дни?
Годрик схватил ее за плечи:
– Послушай меня, девочка. Эдуард, вне всякого сомнения, обвинит твоего отца в государственной измене. Если он хочет остаться в живых, ему следует сотрудничать со мной. Твой брак с Пьером необходимо расторгнуть как можно скорее. Только если ты станешь моей женой и Уайтстоун перейдет в мои руки, я смогу обратиться к королю с просьбой пощадить твоего отца.
– Боже правый! – Мейриона недоверчиво уставилась на Годрика. – Отец никогда на это не согласится. Он самолюбив и упрям, как все старики, и скорее умрет, чем решится принять помощь от йоркиста-бастарда. – Она вздрогнула, осознав, что сказала нечто недозволенное. – Простите, милорд, я не хотела вас обидеть.
– Никаких обид, миледи. – Он наклонился и поцеловал ее в щеку. – Я действительно йоркист, и действительно незаконнорожденный.
Сердце Мейрионы растаяло. Поцелуй Годрика был таким нежным, таким приятным… Она должна заставить отца и Пьера посмотреть на ситуацию трезво!
– Вы позволите мне отправиться домой, милорд? Годрик резко отпрянул и удивленно взглянул на нее:
– Ни за что!
– Пожалуйста…
– Нет.
– Я хочу переговорить со своим отцом, объяснить ему…
– Все равно нет.
– Но…
Матрац скрипнул. Годрик встал, его глаза предвещали бурю.
– Больше ни слова об этом. Это дело мужчин.
– Мужчин? Но речь идет о моей семье и моем доме!
Годрик оставался непреклонным.
– Ты не поедешь, и больше даже не проси меня об этом. – Он подошел к окну и стал смотреть во двор.
Мейриона, оставшись на кровати, чувствовала себя одинокой и покинутой. Наконец он вернулся, присел на краешек матраца и протянул ей руку.
– Пойдем. И больше никаких разговоров о твоем отъезде.