Сьюзен Кэррол - Куртизанка
— Мужчина, который, в конце концов, завоюет сердце Габриэль, в самом деле получит настоящее сокровище, — продолжал Наварра. — Этой женщине удается оставаться неуловимой, и этим она доводит до умопомрачения. Однако за всей ее внешней ледяной холодностью пылает внутренний огонь, страсть, которую мужчина жаждет испытать, опробовать на себе. И я бы испытал, если бы не вы, мой капитан. — Наварра, словно поддразнивая своего собеседника, взглянул на Реми уголком глаз, но в голосе его слышалась некоторая досада. — Ваше неожиданное воскрешение из мертвых оказалось немного несвоевременно. Я думал, что наконец-то убедил чудесницу разделить со мной ложе сегодня ночью.
Выходит, Габриэль еще не успела отдаться Наварре? Но какое это имело для него значение? Разве у нее не было других любовников? Но мысль, что она еще не делила ложе с его королем, наполнила Реми неистовым ликованием, которое он с неимоверным усилием скрыл. Капитан резко опустил голову. Неправильно расценив это движение, Наварра подкрался и игриво ткнул Реми в плечо кулаком.
— Да, не убивайтесь вы так, дружище. Я полностью прощаю вам, — уж весело обратился он к нему. — Ну, не удалась эта ночь любви, наступит еще множество других ночей.
«Да, и непременно». Все ликование Реми исчезло. Он стиснул зубы, да так неистово, что не удивился бы, если бы Наварра услышал, как они скрежещут.
— Как бы вы ни были увлечены мадемуазель Шене, вам не следует оставаться здесь из-за женщины, — сказал он. — Не следует, поскольку ваша страна ждет восстановления вашего правления. Вы должны при первой же возможности бежать и возвратиться домой. И ваша честь, и ваш долг требуют этого.
— А если первейший долг мужчины — быть с женщиной, которую он обожает? — Наварра упрямо скривил губы. — Королевства рушатся, капитан. Войны забываются, благородные дела обращаются в пыль. Что, если в конечном счете в жизни мужчины действительно имеет значение лишь то, как он умел любить?
Реми с тревогой посмотрел на короля. Он видел Генриха в муках безумной страсти и прежде, но никогда тот настолько не таял от чувств. Габриэль и вправду лишила его воли. Неудивительно, что она пожелала рискнуть организовать их встречу.
Реми почувствовал, как в нем вспыхивает и нарастает злость. Против Габриэль, которая околдовала короля, против Генриха, который позволил обманом завладеть собой. И больше всего против себя, сгоравшего от ревности, которую не в силах был подавить.
— Есть обстоятельство, о котором вы забываете, сир. Вы женатый человек. Как же ваша жена? — Еще не договорив, Реми, понял, каким безнадежно наивным педантом он выглядит. И не удивился, когда Наварра громко расхохотался ему прямо в лицо.
— Марго? Ручаюсь вам, капитан, мою королеву не слишком заботит, в чьей я кровати нахожусь, лишь бы я не посягал на ее ложе.
— А как же семья мадемуазель Шене?
— Семья? У нее есть семья?
— Да! Она дочь французского дворянина и наследницы острова Фэр. Ее старшая сестра, Арианн, графиня Ринap, женщина превосходной репутации. Она не одобрила бы ваши планы сделать Габриэль своей любовницей.
— Несколько поздновато для этой матроны высказывать, свое неодобрение, да и вообще беспокоиться о добродетелях сестры, вы так не считаете? — сухо отрезал Наварра. — Габриэль — куртизанка, и давно.
— Уверен, Арианн глубоко огорчил отъезд Габриэль и Париж. Она хотела бы, чтобы ее сестра отказалась от своего занятия и стала бы вести респектабельный образ жизни.
— Передайте этой почтенной матроне, пусть не волнуется, — пожал плечами Наварра. — Я позабочусь о будущем Габриэль. Подыщу для нее мужа. Может, какого-нибудь пустячного дворянина, кого-то, кто даст ей свое имя и титул. Человека, которому можно доверять и который сумеет понять уникальный характер нашей договоренности, ведь Габриэль лишь номинально станет его женой и будет делить ложе только со мной. Найдется много мужчин, которые согласятся на такую сделку ради моей благодарности, ради того богатства, которое я подарю им. — Глаза Наварры вспыхнули, и он хитро посмотрел на Реми. — Есть и те, кто заявляет, что безоговорочно преданны мне и ради меня пойдут на все.
Реми отвернулся, чтобы скрыть, как ему противно слушать Генриха. Случилось то, чего мать короля, Жанна, всегда боялась: ее сына развратила ужасная мораль французского двора. Реми скорбел по покойной королеве, его доброй королеве. Он сокрушался по бездушному, разнеженному мужчине, которым стал ее сын.
Но больше всего он горевал о Габриэль, представляя себе то неприглядное и пустое будущее, которое готовил ей Наварра. Стать его любовницей, но надолго ли? А когда она наскучит Наварре, когда ее молодость пройдет? Тогда она полностью останется на попечении мужа, чья беспринципность позволила ему потворствовать королю, пожелавшему выдать за него замуж свою любовницу. Мужчины без чести, без гордости… без любви.
— Бежать прямо из Парижа, несомненно, не представляется возможным, но ведь нет секрета, что двор путешествует относительно часто. Во время очередного выезда непременно подвернется подходящий момент для бегства, — приводил свои доводы Реми. — Клянусь вам, я обязательно удостоверюсь в отсутствии всякого риска, прежде чем предложу вам подобный вариант.
Поскольку Наварра ничего не отвечал, Реми задал ему прямой вопрос:
— Вы хотите вернуться домой или нет, сир?
— Бог мой, хочу. Бывают моменты, когда я смотрю на эти запруженные улицы и тоскую по бодрящему воздуху моих гор. Можно больше не надевать ежедневно маску, не прятать под ней всякую мысль, любое чувство. Быть настоящим королем. — Наварра наклонился вперед и, прищурив глаза, изучал Реми. — Я многое отдал бы, чтобы снова увидеть свой дом и сбежать от бдительного ока Темной Королевы. Я позволю вам разрабатывать планы моего спасения, если вы также устроите еще одну вещь для меня.
— Какую?
— Вы должны сделать все, чтобы Габриэль поехала с нами.
Реми чуть было не выругался. Наварра всегда отличался настырностью, когда речь шла о женщинах. И редко удавалось переубедить его.
— И каким же это образом, вы предполагаете, я сумею устроить это, сир? — нетерпеливо спросил Реми. — Я много знаю о мадемуазель Шене, но, насколько я понимаю, она не имеет никакого желания покидать Париж. Так чего же вы ждете от меня? Чтобы я похитил ее?
— Нет, мой добрый Бич. — Наварра медленно расшился в довольной улыбке. — Вы женитесь на ней.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Приемная Темной Королевы, стены которой украшали роскошные гобелены, выглядела великолепно. Камин был весь покрыт резьбой, изображавшей Диану-охотницу, резвящуюся с фавнами, оленем и сатирами, на каминной доске в причудливом сплетении в виде герба можно было прочитать латинскую букву Н, обвитую буквой С. Габриэль походила на несчастную муху, которая попалась в прекрасную шелковистую сеть паука, хотя Екатерина и приветствовала ее более чем сердечно. Королева удалила слуг и, предупреждая реверанс Габриэль, взмахом руки показала на стул.
