Опасные удовольствия - Лонг Джулия Энн
Через сто восемь шагов они неожиданно остановились, и теперь Колин слышал только их шумное дыхание. Он закашлялся внутри пыльного мешка. Послышался щелчок, затем скрип открывающейся двери, и Колина куда-то затащили, как дорожный сундук, чтобы потом бросить в трюм корабля.
Когда дверь захлопнулась, Колин почувствовал себя так, словно на него натянули еще один мешок: жара и духота. Ему пришло на ум, что он больше не чувствует рук, плечи горят и под мышками болит.
В замке повернулся ключ, и Колина опять подняли и понесли по деревянной лестнице ногами вперед. Каждый шаг тяжелых ботинок, которые принадлежали, судя по глухому звуку и скрипу дерева, очень тяжеловесным людям, сотрясал тело Колина. Он закусил губу, чтобы не застонать от боли.
Он попытался вздохнуть, но мешковину засосало в ноздри. Колин попытался фыркнуть носом, чтобы избавиться от нее, и в этот момент его бесцеремонно повалили на стул, две огромные руки поддержали за плечи, когда он стал клониться вперед, и он остался один.
Он понял это, потому что слышал, как простучали вверх по лестнице тяжелые сапоги. Дверь захлопнулась, щелкнул замок, и наступила звенящая тишина.
В попытке хоть как-то упорядочить мысли Колин тряхнул головой. Не помогло. Колин вспомнил толпу, собравшуюся поглазеть на казнь.
Его казнь.
Каким-то чудом он остался жив. Жив! Душа его пела, и он попытался сделать глубокий вздох, наклонив голову вниз, чтобы грубые волокна мешка не попали в нос: Вдохнув, он почувствовал едва различимые запахи: горелой древесины и смолы, плесени и несвежего лампового масла. Лаванда. Какой-то кислый запах, как от пролитого вина. Лаванда?
Колин замер. Может, он умер, и небеса, – пусть кто-то скажет, что небеса – не для него, но Колин верил, что Создатель всех распределяет честно. Он полагал, что небеса пахнут не лавандой, а лошадьми, бренди и морским воздухом.
Колин сделал еще один вдох и снова почувствовал запах лаванды: легкий, немного терпкий на фоне всех остальных запахов, такой же неуместный, как лепестки роз на обуглившихся руинах. И если только этот букет не прислали в честь его прибытия, то…
С ним в комнате находилась женщина. Через несколько секунд она сдернула мешок с его головы.
Колин повернулся, но женщина находилась у него за спиной, и он не сразу ее увидел. Она потянула веревки, стягивавшие локти Колина. Узлы потихоньку слабели, пока…
Боже милосердный!
Кровь начала поступать по сосудам онемевших рук, и он почувствовал мучительное покалывание.
Колин зажмурился, делая поспешные вдохи, закусил губу, на лбу выступил пот. Женщина продолжала распутывать веревки.
Когда боль стала напоминать уколы острыми иглами, а в коже и мышцах возобновилась циркуляция крови, Колин открыл глаза, пытаясь различить в темноте очертания предметов.
Две толстые прямоугольные деревянные опоры, опутанные кружевом паутины. Миллионы частичек пыли клубились в единственном узком пучке света, проникавшем в комнату из… А, это окно, спрятанное за поставленными один на другой деревянными ящиками. Здесь же виднелись бочонки.
Скорее всего, они находятся в подвальном помещении.
Колин стал лихорадочно соображать. Кто? Где? Зачем? Не все ли равно. Главное – он все еще жив.
Губы его раскрылись, и с них слетело одно-единственное слово:
– Луиза…
Колин растерялся. Женщина у него за спиной замерла и на мгновение перестала развязывать узлы.
– Я не Луиза, – с иронией ответила она. – Но поскольку наше знакомство будет кратковременным, не имеет значения, как меня, зовут.
Колин замер, прислушиваясь к тембру ее голоса, словно в нем крылись поддающиеся расшифровке секреты. В этом голосе были глубина и зрелость, утонченность и хрипотца. И никаких эмоций. Отчужденность и самоуверенность, звучавшие в ее голосе, сделали бы честь любому мужчине.
Колин не мог припомнить ни одной женщины, которая относилась бы к нему с откровенностью. И ему вдруг захотелось узнать, красива ли она.
Он услышал мягкое шуршание ее юбок и попытался пошевелить локтями: они были свободны. Теперь, когда кровоснабжение восстановилось, он чувствовал каждый дюйм своих рук. Но когда он попробовал развести руки, оказалось, что она пропустила одну веревку через связанные запястья и привязала его к спинке стула.
К счастью, Колин заплатил палачу шиллинг, чтобы веревки на запястьях не были туго завязаны.
Теперь женщина сместилась влево от него, и он проследил за ней взглядом.
Кажется, симпатичная, обрадовался Колин, хотя в полумраке угадывались только ее очертания. Стройная, быстрая, ловкая.
Колин тайком повернул запястье, пытаясь освободить его, и запястье выскользнуло из веревки.
– Кто вы? – Его собственный голос потряс Колина: безжизненный, едва слышный.
Женщина помедлила, потом шагнула к бочке и потянулась за кружкой, стоявшей на ней. В этот момент она попала в узкий пучок света, и Колин с сожалением отметил, что ничего симпатичного в ней нет. При тусклом свете он заметил резкие черты лица, слишком широкий лоб и тяжелый подбородок.
Он продолжал освобождать запястья.
Мэдлин Гринуэй повернулась к человеку, за чье освобождение ей заплатили. Он был известен под именем Колина Эверси, Дьявола из Суссекса. Рога она пока не заметила, но здесь было довольно темно.
– Кто я такая, тоже не имеет значения, мистер Эверси, поскольку наше знакомство будет…
– Кратковременным, – резко перебил ее Колин. – Вы уже говорили это. Зачем…
Она сунула ему кружку воды:
– Пейте. Вряд ли я смогу ответить на ваши вопросы, поэтому поберегите лучше силы и наберитесь терпения. Скоро вы получите ответы на все интересующие вас вопросы.
Он бросил на нее недобрый взгляд тусклых глаз и понюхал предложенную кружку. Интересно. В этих обстоятельствах она поступила бы точно так же. Он совсем не дурак, этот мистер Эверси, даже если заколол человека в драке и по глупости попался.
– Это вода, – заметила Мэдлин. – Всего лишь вода.
Колин Эверси выразительно посмотрел на нее и кивнул. Она поднесла кружку к его губам и увидела, как задвигался у него кадык, пока он жадно глотал воду. Заметив, что он утолил жажду, Мэдлин убрала кружку.
– Развяжите меня. – Он тяжело дышал.
Это было требование, замаскированное под вежливую просьбу. Смешно, учитывая его обстоятельства.
– А меня просили оставить вас связанным. – Мэдлин даже не пыталась скрыть своего веселья. Она знала, что Колин Эверси – настоящий джентльмен, поняла это по произношению гласных и согласных звуков, видела это в повороте головы и посадке плеч.
Из складок платья она достала круглые часы и, положив их на ладонь, поднесла к узкому пучку света, стараясь рассмотреть римские цифры. Она собиралась задержаться здесь ровно столько, чтобы успеть убедиться, что Колин Эверси благополучно доставлен и надежно связан. К двум часам ей надо прибыть в «Логово тигра», чтобы получить у Крокера окончательный расчет в сто пятьдесят фунтов. Конечно, эта сумма меньше той, которую получит сам Крокер. Она просила его не сообщать о местонахождении Колина Эверси своему анонимному работодателю до половины второго дня.
К тому времени, когда этот аноним прибудет сюда, в тщательно выбранный ею заброшенный подвал сгоревшего постоялого двора, она уже исчезнет.
Дальнейшая судьба Колина Эверси ее не интересовала.
Работа над этим дерзким триумфальным освобождением отняла у нее две недели. Она кропотливо и днем, и ночью составляла план и продумывала детали. Следующие несколько минут, станут самыми длинными в ее жизни.
Но скоро она окажется на корабле, рассекающем волны Атлантического океана, и через несколько недель сойдет на американскую землю, маленькая, как зернышко, никому не известная, и начнет строить свою жизнь заново.
В адвокатской конторе в той части Лондона, где она никогда не сможет себе позволить жить, ждут ее подписи бумаги, а в штате Виргиния ее ждет ферма и новая жизнь, которую она так давно собиралась начать.
