Сюита №2 - Наталья Гончарова
Правда к его великому сожалению, вскоре гувернантка исчезла также тихо и бесшумно, как и появилась. С ней исчез и робкий, молчаливой малыш. Он немного о ней еще мечтательно подумал, но уже через минуту выкинул из головы, погрузившись в водоворот шампанского и ночных приключений.
Они вернулись глубоко за полночь, Жикель был пьян сверх своих возможностей, отчего припарковал автомобиль с гулким скрежетом, задев и парапет, и часть вазона с цветами. Вазон в отчаянии покачнулся, но выстоял, чего нельзя было сказать об автомобиле. Левое крыло было как подбитый на боксерском ринге глаз, а фара висела лишь на нитке, с минуты на минуту готовая упасть и разбиться.
— Что ж, в этой битве равных явно победил вазон, — глупо ухмыльнулся Гаэль.
Мадам Жикель завизжала, затем захохотала, Гаэль, сквозь пьяный хмель грозно посмотрел на нее, но тут же расплылся в улыбке.
Дэвид не мог разобрать о чем они говорят из-за шума двигателя, и оттого, что ему пришлось остановить автомобиль далеко от них. Но сцена, разворачивающаяся перед его глазами отчего-то вызвало в нем не смех и веселье, а раздражение. Ему вдруг яростно захотелось отделаться от всей этой компании и остаться одному. Сессиль мирно спала у него на плече, отчего его рука изрядно затекла, не добавляя ему настроения, когда он и так был не в духе. Он деликатно похлопал ее по плечу, затем коснулся щеки, пытаясь разбудить. Она что-то прошептала, но так и не проснулась, он нетерпеливо и почти грубо растормошил ее, и тут же любезно, одев маску сдержанности и галантности, попросил ее выйти из машины. Видимо, несмотря на опьянение, она все же уловила в его голосе раздражение и недовольство, и, обидевшись, яростно хлопнула дверью и скрылась на вилле вслед за Жикелями. А он и рад был тому и, оставшись, наконец, один, облегченно вздохнул.
Ночь была как никогда душная, он с неудовольствием ощутил, как влажна его спина, и, скинув пиджак, остался лишь в тонкой белой рубашке, которая в свете звезд и полумесяца казалась белым флагом капитуляции в черном бархате ночи. Он отцепил накрахмаленный съемный воротник, вышел из автомобиля и закурил.
Взвесь горечи от сладости, но пустоты жизни, в этом ночном воздухе опьяняла и дурманила сильнее всего выпитого за вечер. А запахи и звуки ночи тревожили его чуть захмелевший ум. Так сладко пахнут простыни в ночной прохладе, так горько пахнет смятая герань в руках.
Он подошел к парапету, отделяющему приятность ночи от пугающей черноты бездны и неспешно закурил вторую сигарету, как вдруг увидел неподалеку в точь такое же белое пятно каким выглядел он сам этой ночью.
Белое пятно слегка зашевелилось между черных кипарисов, затем вновь застыло. Он медленно повернулся, сделал шаг назад, уронил, словно невзначай сигарету, точным движением ботинок затушив ее, и отступив в тень, так чтобы его не было видно, принялся ждать.
С этого места ему были лишь видны недвижимые женские руки, в ледяной свечении луны, такие бледные и бескровные, словно руки античной статуи, и такие же совершенные в красоте и плавности изгибов.
Кажется, он уже догадался кто это, но все же, как человек разумный, нуждался в подтверждении своих мыслей, во избежание опасной ошибки, прежде чем решит обнаружить себя.
Через минуту «античная статуя» зашевелилась, и шагнула на дорожку, в полной уверенности, что за ней никто не следит.
Секунду он заколебался, стоит ли пугать ее, но эгоистичные порывы взяли верх и он негромко, но отчетливо произнес:
— Доброй вам ночи.
Анна испуганно обернулась, забавно и вместе с тем трогательно прижав руки к груди, но, увидев кто это, и, по всей видимости, узнав его из лиц гостей сегодня вечером, вспыхнула гневом и такой яростью, что глаза ее заблестели в темноте ночи, как глаза хотя и слабого, но отважного зверя. Через секунду, словно спохватившись, она вновь приняла вид покорный и безразличный, и едва слышно произнесла:
— Вы напугали меня. — И тут же добавила по привычке: — простите, — хотя едва ли ей было о чем просить прощения.
Ее голос звучал тихо, напевно, и так нежно, с легким и едва уловимым русским акцентом, который Дэвид теперь часто встречал в Париже, в связи с грянувшей в России революцией.
Затем, намереваясь как можно скорее удалиться, дабы избежать формального, но едва ли приятного разговора с одним из друзей хозяев, она повернулась по направлению к вилле, и, не оборачиваясь, и не глядя на него, кинула в след: — и доброй вам ночи.
Не ожидав такого краткого ответа и окончания беседы не начавшись, на секунду он был обескуражен и даже раздосадован, но как только Дэвид увидел, что гувернантка вот-вот скроется из виду, быстро пришел в себя и двумя широкими и быстрыми шагами нагнал ее, и фамильярно взяв за локоть, уже с раздражением заявил:
— Позвольте же, я конечно наслышан, что в России другие порядки, но едва ли они отличаются от общепринятых до такой степени, чтобы не проявить даже малейшего дружелюбия к тому, кто к вам был так любезен. И потом, на правах друга мадам и месье Жикель, я бы хотел узнать, что вы делали в саду в столь поздний час, в целях безопасности разумеется, — нарочито важно спросил он. — Хотя сам, едва ли не засмеялся от сказанной им глупости и того важного высокомерия, который он напустил на себя, чтобы усмирить ее строптивый дух.
И снова резкий взгляд, но тихий и покорный голос, никак не вязавшейся с теми чувствами, которые явно обуревали ее:
— Давно не было столь душной ночи. Я решила погулять в саду, порой до нас доносится запах мимозы с соседней фермы. Ведь полночь, как раз тот час…, — и она споткнулась на полуслове, решив, по всей видимости, что слишком много сказала. — Простите, что напугала вас, — уже сухо добавила она, и мягко, но решительно высвободила руку из его ладони.
— Скорее это я должен просить прощения, что напугал вас. — тотчас смягчился он. — Должен признаться, мною двигало лишь праздное любопытство, и позвольте представиться. Дэвид Маршалл. — Он хотел добавить
