Там, за Вороножскими лесами - Татьяна Владимировна Луковская
Огромная многоязычная армия просочилась через Карпатские перевалы, быстро продвигаясь к Пешту. В спину венгерскому королю понеслись обвинения в предательстве, что это он якобы из мести магнатам навел ордынцев. Ласло, очнувшись, бросился собирать войска, показывая готовность защищать страну. Мадьярские кланы, временно забыв раздоры, выступили против восточной рати. Закипела великая битва.
В бою русичи держались отдельно от «поганых», прикрывая только друг друга. Так же вели себя и иные народы. Вроде бы войско единое, а глянешь, каждый сам по себе. С ненавистью и презрением кидают взгляды соседние полки: кипчаки на булгар, булгары на алан, аланы на черкесов. Да, и у самих славян не было единства: галицкие драли нос пред брянскими, брянские перед курянами. Зажмут в бою недруги, помощь может и не прийти. Всяк сам вертись.
Семнадцатилетний Демьян это знал, и все же когда увидел, совсем юного татарина, сбитого с коня в окружении врагов, не смог проехать мимо. Молодой нукер не в золоченом (как сейчас), а в самом простом доспехе отчаянно отбивался от трех всадников, круживших над ним как стая ворон. Удар клинка снес с него шишак и рассек лицо. Кровь, густо струившаяся из раны, заливала правый глаз. И все же худенький и верткий мальчишка продолжал уворачиваться от сыпавшихся на него ударов. Видевший глаз блестел лихорадочным светом.
Демьян ринулся на помощь, не раздумывая. Он не был еще опытен в бою, да и рука не так крепка как у бывалых ратников, но Олексич как будто заразился безудержной отвагой от раненого воя. Подскочив к сражавшимся, он заслонил, теряющего вместе с кровью силы, нукера и принял удары угорских мечей. Мадьяры легко разделались бы с юнцом, но тут на помощь уже ему подоспел вездесущий Горшеня. Вместе они зарубили двоих угорских воев, а третьего обратили в бегство. Подъехавший вскоре татарин забрал раненого мальчишку в седло, унося прочь от кипевшей еще сечи.
Взять Пешт ордынцам не удалось, опустошив его окрестности, восточные рати двинулись в обратный путь. Но Демьян домой с курскими полками не вернулся. На взволнованные расспросы родителей дружинники лишь разводили руками: пришли люди от какого-то Ногаева князя, сказали – князь желает видеть Демьяна. Хотели заслонить боярина, дабы не выдать поганым, да он сам вышел, чтобы кровь не проливать, и с татарами ускакал. Ждали несколько дней, пытались искать, сам княжич Александрд по стану ордынскому бродил, да так ничего и не узнал. Решили, что, видать, в живых его уж нет. Мать и сестры безудержно рыдали, отец Олекса Гаврилыч за ночь поседел. Родня советовала заупокойную по сыну заказать, но Евдокия Тимофевна запретила: «А вдруг жив Демьянушка наш?» – и упорно ходила в церковь ставить свечки за здравие.
И Демьян вернулся через два месяца живым и здоровым, и даже прибавившим в весе на мохнатом степном жеребце в сопровождении нукеров. Родители то душили сына в жарких объятьях, то накидывались бранить, что весточку не подал.
Набившейся в горницу родне и соседям Демьян смущенно в десятый раз пересказывал, что татарский отрок, спасенный им на поле боя, оказался сыном нойона Темира, родственника самого Ногая. Что мальчишка, придя в себя, попросил разыскать русского воя, отбившего его у угров. Ордынский князь был с Демьяном ласков, пригласил погостить, пока сын поправится. И Олексич все это время жил в юрте у Айдара, так звали молодого княжича. Новому побратиму татарин подарил своего лучшего жеребца, а Демьян отдал дедовский меч. За меч отец очень бранился, мол: «Ты ему жизнь спас, а он тебе коня, да и в расчете. Зачем меч было дарить, деда память?» Мать, гладя сына как маленького по густым русым волосам, заступалась: «Пусть долг за княжичем степным останется. Меча не жалей, голову жалеть надобно».
Теперь сидя в юрте на мягких овчинах и протягивая пальцы к ласковому огню, Демьян вспомнил матушкины слова и мысленно улыбнулся ее прозорливости.
Ногайцы скоро разбили стан на том месте, где еще недавно дымились русские костры. Как по волшебству возникли войлочные шатры, хотя при войске Демьян не заметил ни саней, ни волокуш.
В юрте было тепло, но не душно. От большого еще дымящегося куска мяса ножи отрезали сочные ломти, на языке приятно оседал бараний жир, чаша с дорогим греческим вином ходила по кругу. Хмель быстро расслабил тела и развязал языки. Вначале, вспоминая былое, без умолку болтали только Демьян с Айдаром, а воргольский сотник, оборотившись к костру, угрюмо молчал, но, отпив из братины в третий раз, и Радим кинулся припоминать угорский поход, в котором тоже участвовал. Постоявшим на пороге смерти, хотелось расслабиться, и не думать о плохом, о том, что вот сейчас, возможно, собратья этих степных воинов, мирно сидящих у костров, разоряют твою землю. Вино отгоняло тревогу.
Демьяна развезло, и он осмелился спросить у воргольского боярина то, что никогда не решился бы на трезвую голову:
– А ты остался ради княгини?
Радим сначала нахмурился, потом хитро прищурился и ответил вопросом на вопрос:
– А ты, видать, из-за молодой княжны?
Оба расхохотались, вопросы остались без ответов.
– Что ж ты, Демьянка, женился? Детки есть? – участливо спросил Айдар.
– Нет, холост я, – насупился теперь Олексич, почувствовав на себе, как неприятно, когда дергают за потаенное.
– Что ж так? – удивленно поднял рассеченную бровь татарин. – Неужто невеста, что за другого отдали, так по сердцу была?
– Я ее даже не помню, – буркнул Демьян.
– Так, что ж не женишься? Не гоже в таких летах холостым ходить, – Айдар, лукаво улыбаясь, покачал головой. – Вот мне моя Айсылу трех девок народила да в родах по осени померла, грустил, конечно, только без жены никак нельзя. Так бабка мне уже невесту ищет, приеду, женюсь. Пусть новая батыров нарожает. Отчего тебе родня новую невесту не сыскала?
– Видать в Ольгове девки красные перевелись, – присоединился к допросу Радим, отыгрываясь за рыльскую княгиню.
– Так к нам в степь приезжай, я бабке скажу, – продолжал наступать побратим, – она и тебе найдет.
– Не перевелись у нас девки, просто так получилось, – вздохнул Демьян и отхлебнул побольше из братины. – Нашли мне другую, свадьбу назначили, а она расхворалась. Ждали, что поправится, не хотели родителей ее печалить, им и так тяжко было. И вроде она на поправку
