Борьба двух - Михаил Алексеевич Новиков
Праздник закончился поздно. К счастью, из-за большого количества слуг пропажу Мита никто не заметил. Уже дома Цезарь решил посвятить себя мыслям о ситуации в городе. Он зажёг свечу и погрузился в размышления.
–Если у "Силы Народа" есть порох, значит кто-то им помогает, и этот кто-то явно не дружит с Наместником и дворянами…– Его мысли прервал стук в дверь
– Войдите.
На пороге стояла Яна. На ее лице была скорбь. Очи Яны, несмотря на её строгость и скупость на эмоции, в тот момент были полны горя, она в нём утопала.
–Цезарь… я могу к тебе присоединиться?
– Да, конечно.
Яна медленно подошла к кровати, и, словно обессиленная, упала на нее. Прошло минут десять. Цезарь не решался прервать молчание. Было слышно, как тишина наполняла комнату. Было слышно каждый всхлип девушки. Но девушка нашла в себе силы для разговора.
– Цезарь, я знаю, что ты умный человек и уже мог заметить, что моё воспитание, поведение отличается от поведения обычных кухарок или крестьянок. Хотя я сама когда-то была дочерью кухарки. Но однажды, в девятилетнем возрасте, меня взяли на услужение в дом к одному дворянину. У него была дочь моего возраста. Я часто следила за её уроками, подслушивала и повторяла. Мне нравилось учиться. Нравилось творить, я даже сочинила пару стихотворений – рассказывала она с тоской и даже немного с гордостью.-Смотря на дочь моего господина, я перенимала ее поведение, даже некоторые привычки. Мне нравилось представлять себя благородной барышней. Но это не мешало мне прислуживать и вести себя при господах соответствующе моему проклятому положению. Со временем хозяин стал более жесток к своей прислуге. Он иногда бил нас, приставал к молодым служанкам, в том числе и ко мне. Все мне говорили:"Потерпи, вот пройдет время, он найдет себе другую игрушку, такова твоя жизнь, ты должна страдать, терпеть, трудиться". А я не хотела, понимаешь? Это ведь бесчеловечно!
Пока она это говорила, ее голос дрожал. В сердце ее поднимались отравляющие пары воспоминаний, которые накатывали, словно волны во время шторма. И, право, в её душе бушевал разрушительный шторм.
Она зарыдала. Настала тяжёлая пауза. Цезарь и поверить не мог, насколько Яна слаба в этот момент. Причём именно с ним. Обычно она, хоть и ходила со сдержанной улыбкой, но это было лишь её прикрытием от мира, ведь ей иногда приходилось помогать Нэйгору с продажей товаров, а значит работать с людьми. Но за этой мало скрываемой наигранностью таилась серьезность, сдержанность. Ее глаза выдавали весьма взрослую девушку, понимающую даже больше, чем сам Цезарь. Даже когда они проводили время вдвоем, она вела себя сдержанно и была скупа на эмоции. Однажды Яна обожгла руки, когда готовила ужин. Цезарь тут же захотел помочь, но она остановила его. Он ужаснулся. На ее лице не было никаких эмоций. Заметив его недоумение, она объяснилась:
– Я приучила себя терпеть боль. Смотри…
И она, поднеся руки к огню, продержала их над ним секунд десять. В то же время Цезарю показалось, будто он, а не она держит руки над огнем. Обжигающую боль почувствовал бывший дворянин.
С криком "Хватит" он резким взмахом оттолкнул руки Яны из огня.
– Я лишь хотела показать тебе, что боль для меня – это пустяк. Когда я ее чувствую, то перевожу свое внимание и мысли на какие-то другие вещи, забывая про боль.
Это поразило бывшего дворянина.
Вспоминая все эти эпизоды, Цезарь начинал все больше и больше удивляться откровенности девушки. Ведь она сидела в его комнате и рыдала!
Где же та сильная, так известная ему до этого момента девушка? – вопрошал себя Цезарь
Прошло минут пять, и Яна продолжила.
– Со временем даже его солдаты начали приставать к молодым служанкам. Однажды ночью ко мне в комнату ввалился пьянющий солдат. Он стал приставать ко мне, а когда я его отвергла, этот поддонок достал кинжал и провел им по моей шее, делая неглубокие порезы, чтобы не убить меня, но сделать больно, чтобы я навечно запомнила своё место.
Она указала на свой шрам, отворачивая одежду и полностью оголяя шею. Цезарь мог теперь видеть этот шрам. Ему почудилось, будто по его шее проводят холодной сталью кинжала.
– Но так как он был пьян, я смогла перехватить его клинок вдавить в его же шею. В тот момент лицо солдата обезобразила гримаса ужаса. Рот раскрылся в попытках сказать последние слова. В глазах застыли страх и удивление. В ту же ночь я убежала, прихватив с собой тот клинок как символ моей свободы. Я оказалась на улице. А выжить там в 15 лет крайне сложно, особенно когда за тобой охотятся жандармы и стража самого дворянина, который захотел отомстить мне… Год я выживала на улице, питаясь помоями, засыпая в сгоревшем сарае под тряпками, что могла найти. Но однажды я встретила господина Варика. Он решил помочь мне, хотя сама до сих пор не знаю зачем. Уже как несколько лет работаю на него. Вот моя история, Цезарь. Я сама не знаю, отчего и зачем рассказала. Но воспоминания нахлынули сами по себе… Да и недавно увидела того самого дворянина, случайно, в одном из экипажей. И сердце до боли сдавило… – Голос и слова девушки, словно горькие слёзы ребёнка, растворялись в темноте и тишине комнаты. Казалось, они искали сочувствия и поддержки.
Цезаря осенила одна мысль.
– А ты не помнишь, кто этот дворянин?
–Я забыла его имя и лишь знаю , что он очень влиятелен. И, кажется, участвовал в подавлении восстаний.
Интерес и опасения Цезаря росли
–А описать сможешь?
– Он был достаточно высок, широкоплеч, с мощным телосложением. У него ещё были многочисленные шрамы.
–Эндон…– прошептал Цезарь.
–Что, скажи погромче?
–Это был Эндон, самый влиятельный дворянин Альбены.
–Это на него постоянно жалуется Варик в Префектуру?
–Да…– мрачно отвечал Цезарь.
Яна сидела крайне уставшая. День выдался для них обоих трудным. Она постепенно успокоилась и перестала плакать. Но её привычная серьёзность не пришла. Яна чувствовала облегчение. Радостная улыбка осенила и разгладила черты её лица. Под светом затухающей свечи девушка выглядела прекрасней обычного. Очи её блистали после слёз,
