Мари Кордоньер - Роковые мечты
Какой глупой и наивной девушкой я была! Но ведь это было связано с тем, что все мои знания о мужчинах были вычитаны из книг, где романтические герои всегда выходят победителями в борьбе со злом и наградой им служили рука и сердце прекрасной дамы, которую герой вызволял из беды. Прекрасным же дамам, по мнению авторов книг, не оставалось ничего другого, как только страдать и надеяться, вздыхать и проливать слезы, и ждать счастливого конца, когда все козни врагов и соперниц будут разрушены. Нет ничего удивительного, что в той замкнутой и уединенной жизни, которую я вела, эти книги были моим единственным учителем.
В тот ясный холодный октябрьский день я должна была после обеда вышивать метки, но мне быстро наскучило это: день за окном был так великолепен, что я бросила работу и пошла в сад, накинув на плечи кашемировую шаль.
В саду я нашла Эдварда и его нового учителя, который объяснял ученику разницу между деревьями и плодами на примере яблони и яблока. Эдвард слушал учителя, уплетая за обе щеки большое красное яблоко. Увидев меня, он закричал:
— Вэл, иди скорей сюда! Хочешь яблоко? — и подбежал ко мне.
Я покачала головой, взяла его за руку и сказала:
— Дорогой Тедди, ты не должен отвлекаться. Ты должен внимательно слушать все, что говорит мистер О'Коннелл.
— Я его слушаюсь, — ответил Эдвард. — Он сказал мне, что я могу съесть яблоко, вот я его и ем.
Увидев меня, сидевший на белой садовой скамейке Александр О'Коннелл встал и поклонился мне. Я тоже поклонилась ему. Мне показалось — ведь он даже не улыбнулся, увидев меня, — что он не рад моему приходу. Но мне было все равно, и я подошла поближе. Не знаю, как долго стояли бы мы молча друг против друга, если бы не крик Брэдшоу:
— Мисс Валерия, леди Мери хочет поговорить с вами.
— Иду! — ответила я и повернулась, чтобы уйти, как вдруг услышала:
— Почему вы позволяете обращаться с вами этой карге так, будто вы простая служанка? Вам надо больше бывать на свежем воздухе, вы очень бледны.
От неожиданности этих слов я потеряла дар речи, но потом сообразила, что я небезразлична ему, раз уж он замечает, какой у меня цвет лица. Сердце у меня подпрыгнуло от радости, но я сухо сказала:
— Бабушка ждет меня, извините, я должна идти, мистер О'Коннелл.
— Вы так хорошо воспитаны, так послушны, что я нисколько не удивлюсь, если непременно сбудется все, о чем вы мечтаете, — сказал мистер О'Коннелл.
У меня не было никакого сомнения, что он хотел уколоть меня, но что он имел в виду? Что я не в меру послушна или что-то другое? Мне очень хотелось задать ему вопрос, но в этот момент кружившаяся возле Эдварда оса ужалила его. Он издал истошный вопль, и к нему бросились О'Коннелл и Брэдшоу. Я повернулась и пошла по тропинке в дом.
В красной гостиной, где обычно проводила время после обеда бабушка, в камине весело потрескивали дрова. Бабушка сидела у своего бюро и писала письма. Увидев меня, она наморщила лоб, словно пыталась вспомнить, зачем она хотела меня видеть. Бабушка строго посмотрела на меня, и я сразу поняла, что она будет ругать меня. «Наверное, за то, что бросила вышивать метки на белье», — подумала я.
— Господи, пошли мне терпение! — тяжело вздохнула бабушка. — Я просто не знаю, что мне с тобой делать! Ты вечно витаешь в облаках, твоя голова постоянно занята какими-то пустяками. Ты точь-в-точь как твоя мать.
— Простите, бабушка, но я…
— Не смей перебивать меня! Все, о чем я сказала, конечно, скверно, но гораздо хуже то, что ты как завороженная смотришь на учителя и ловишь каждое его слово, будто он пророк. Он всего лишь один из наших слуг, сидит с нами за одним столом по нашей милости, и ты не должна вести себя подобным образом.
Краска залила мне лицо. Неужели они обо всем догадались?
— Но… я… Каким образом… — начала лепетать я как ученица, не выучившая урок.
— Дедушка очень недоволен тобой. («Вот почему она такая сердитая», — догадалась я.) Ты ведешь себя так же глупо и легкомысленно, как твоя мать. Верно говорят в народе: «Долог волос, да ум короток».
Странно, она второй раз упоминает мою мать, и каждый раз в ее голосе звучит явное неодобрение своей младшей дочери.
— Своевольная девчонка, которая красивые глаза и полные глупой лирики речи предпочитает блестящему положению в обществе. — Бабушка явно вышла из себя. — Неужели тебе не ясно, что вся Англия от Брайтона и до Клайда полна молодыми людьми, которых называют охотниками за приданым? Неужели тебе не ясно, что учитель — один из них? Дедушка указал бы ему на дверь, если бы не те успехи, которые сделал под его руководством Эдвард.
Мысли одна за другой вихрем пронеслись в моей голове: дедушка, значит, хочет выдать меня замуж за богатого человека и поэтому боится, что учитель, к которому, как он заметил, я неравнодушна, один из охотников за приданым; если это так, то почему же он не ввел меня в лондонское общество — сейчас как раз начались светские приемы, — где бы я могла познакомиться с моим будущим мужем?
Бабушка встала и перешла в кресло, стоящее у камина.
— Запомни, — сказала она, — что ты должна впредь избегать встреч с учителем! Мы не хотим, чтобы в нашей семье еще раз произошло что-то похожее на то, что сделала твоя глупая мать!
Слова «что-то похожее» как обухом ударили меня по голове.
— Какое ты имеешь право делать какие-то гнусные намеки! — закричала я. — Что она сделала плохого?
— Я не знаю, что может быть хуже, — гневно ответила мне бабушка, — как тайно обвенчаться с каким-то мелкопоместным дворянином, у которого за душой ни гроша! Дочь маркиза Кардуфф выходит замуж за какого-то Джорджа Друффа — что может быть скандальнее! Дедушка запретил мне упоминать ее имя и не отвечал на ее письма. Когда она и ее муж погибли, мы вдруг узнали, что у них есть ребенок. Мне стоило немалого труда убедить дедушку взять тебя. Теперь ты должна отплатить нам добром за добро. Это твой долг.
— О каком долге ты говоришь? — пролепетала я, ошеломленная всем, что только что узнала.
— О долге по отношению к роду Вернов, — веско сказала бабушка. — Ты не должна вести себя так, как твоя мать. Глупое упрямство и вечное витание в облаках ни до чего хорошего не доведут. Твой долг быть во всем послушной. Именно это я пытаюсь тебе втолковать.
Я молча смотрела на сидящую в кресле женщину, мою бабушку, мать моей матери, и думала, как могла она быть такой безжалостной и бессердечной?
Видимо, приняв мое молчание как знак того, что я осознаю свою вину, бабушка смягчилась и уже спокойным тоном сказала:
— Надо быть в жизни умной и осмотрительной. — Она взяла мою руку и погладила ее. — Ты ведь больше не будешь встречаться с этим учителем? Пойми, ты наша единственная внучка, и нам хочется, чтобы твоя жизнь была устроена наилучшим образом.
