Кэтрин Полански - Крест и полумесяц
Петр Евгеньевич одобрил внешний вид Златы еле заметным кивком, девушка взяла папеньку под руку, Тимофей перекрестился на дорожку, и они вышли в город. Решили пойти пешком, чтобы как следует все осмотреть, да и нужная улица, как выяснилось, находилась недалеко от гостиницы.
Дома жались друг к другу, как потерявшиеся дети, а Злата во все глаза смотрела по сторонам, стараясь все запомнить. Отец же неспешно рассказывал о Дамаске, вплетая историю в окружающую действительность, придавая улицам и их названиям смысл. Алимов говорил о римском и византийском влиянии на Сирию, о халифате Омейядов, о людях и событиях, давно канувших в прошлое. Злата провожала взглядом смуглых детей, игравших на ступеньках полуразрушенного дома, спешивших куда-то мужчин в пестрых халатах. Над головою – небо, почти белое, выжженное солнцем, духота, но все равно она чувствовала невероятную радость, а почему – по-прежнему объяснить не могла.
На улице встречались и европейцы, в основном англичане и французы, а вот соотечественников-россиян Злата не увидела. Хотя, по словам Петра Евгеньевича, в Дамаске работало российское посольство.
Дом расположился на чудесной улочке, двухэтажный, разделенный на женскую и мужскую половины в соответствии с мусульманскими традициями. И главное – почти ничего докупать и не потребуется, разве что несколько ковров, жирандоли, пару безделушек и занавеси… Злата обошла комнаты, одобрив выбор папеньки, а тот смотрел на дочь с каким-то странным выражением, грустно улыбаясь… Так смотрел, что она не удержалась и спросила почему.
– Очень ты на мать похожа, – ответил Петр Евгеньевич с оттенком светлой печали. – Она тоже так вот, неторопливо, любила ходить по дому, подмечать, что еще необходимо сделать: сюда подсвечник поставить, здесь картину повесить, а вот здесь медальон положить небрежно на столик… Для каждого колечка место знала, я не удивился бы, если б она и пылинки в солнечном луче пересчитывала, чтобы правильно летели… Да… счастье тогда в доме не иссякало… И ты такая же.
– Вы так хорошо все понимаете, папенька! – улыбнулась Злата. Отец действительно понимал – и это было так чудесно, что ей и смеяться, и плакать хотелось. – Я и правда знаю, просто вижу, как все должно быть: вот тут нужно кресло поставить, чтобы вы читать по вечерам смогли, здесь светло. И свечей купить побольше, тогда мозаика ярче заиграет! – Ее абстрактные узоры вновь заворожили Злату, и она одернула себя: еще будет время налюбоваться. Дом, правда, немного странный и чужой, восточный, но по-своему уютный. Злата не знала, придумала она себе это теплое отношение стен к новым хозяевам, или и в самом деле так. Хотя, вон и папенька улыбается…
– Как хорошо, что ты со мною поехала, я теперь это еще лучше понимаю, – сказал Петр Евгеньевич. Злате было радостно, что отец не сожалеет о своем решении: больше всего она боялась, что начнет папеньке мешать.
…Проводник, о котором говорил Алимов, ждал их возле дома. Знаток французского языка – Фарид Бу-джибба – оказался стройным арабом лет сорока с глубокими темными глазами, тонким носом и шрамом на левой щеке, что его совсем не портило, а наоборот, придавало романтический и слегка разбойничий вид. Вот и выяснился ответ на один вопрос: местный Дубровский тут имелся, и Злата живо себе представила, как Буджибба лезет по виноградной лозе на балкон прекрасной дамы… Или тут дамы не на балконах, а за высокими стенами? На деле же Фарид оказался услужливым и скромным.
Конечно, воспитанный араб не имел ничего общего с буйными фантазиями Златы, но улыбке девушки явно обрадовался и склонился над ее рукой, демонстрируя безупречные европейские манеры. Французский его тоже оказался на высоте.
– Неимоверно рад знакомству с самой прекрасной мадемуазель в России, – произнес Фарид гортанным голосом. – Счастлив буду показать вам Димашк.
Название города он произнес так, как все местные, Злата уже слышала. Но звонкое, острое «Дамаск» звучало ярче.
– Я тоже рада знакомству, – искренне сказала девушка.
Фарид Буджибба ей понравился, как теперь безотчетно нравились все восточные люди. Что-то в них было неимоверно притягательное, свободное, гордое и неподвластное никому. Злата не могла понять природу этой свободы, но чувствовала всей душой.
– Эх, жаль, что твоя матушка не видит этой восточной сказки… – вздохнул Петр Евгеньевич, обращаясь к дочери.
– Ваша супруга недавно оставила этот мир? – спросил Фарид и, не дожидаясь ответа, вежливо склонил голову. – Соболезную…
– Нет, мать Златы умерла, давая ей жизнь, – печально пояснил Алимов. – Но я часто о ней вспоминаю.
– На все воля Аллаха, – поднял глаза к небу Буджибба.
– На все, – согласился Алимов. Фарид сверкнул белозубой улыбкой:
– Готовы ли вы к посещению восточного базара, мадемуазель?
– Готова! – решительно заявила Злата.
– Тогда прошу следовать за мной, – поклонился Буджибба гостям из далекой северной России. – Вы не будете разочарованы!
Нет, Злата не только не была разочарована, она просто задыхалась от восторга – девушка раньше и представить не могла, какое же это чудо из чудес – восточный базар!
Фарид с удовольствием рассказывал о том, что дамасский базар практически не имеет себе равных, ему около пяти тысяч лет, и представить город без базара невозможно, город без базара просто перестанет существовать. Злата с головой окунулась в самую настоящую сказку, о которой даже и не мечтала, настолько она оказалась волшебной и вместе с тем настоящей.
Базар действительно был сердцем Дамаска. Он представлял собою сплетение узких крытых улочек с выходящими на них лавками, и невозможно было определить, где заканчивается один дом и начинается другой. Фарид ловко лавировал в толпе, ведя за собой ошеломленных русских, и, оборачиваясь, сыпал пояснениями, самодовольно улыбался, глядя на их потрясенные лица. Цепляясь за руку отца и слушая безупречный французский Фарида, девушка словно открывала великолепную книгу, с каждым шагом будто читая строку, с каждым поворотом переворачивая невидимую страницу с арабской вязью. Вскоре хоровод улиц закружил ее, и теперь невозможно было понять, где дом торговца, а где – лавка. Одни – богатые и просторные, другие – неухоженные, спрятанные в полутьме, но именно в таких вот неопрятных лавчонках, объяснил Фарид, можно иногда найти уникальные вещи, которые больше нигде не купишь.
– Потом будешь подружкам рассказывать: «Это я купила на базаре в Дамаске!» – смеялся Петр Евгеньевич, когда Злата с восторгом перебирала украшения или касалась пиалы из тончайшего фарфора, впрочем, пока ничего не покупая.
