Джулия Куинн - Тридцать Шесть Валентинок
Он сглотнул, не подозревая, что она попала в настолько неприятное положение.
– Все это, – сказал он спокойно. – У меня не было намерения…
– Не было намерения? – перебила она, в ее глазах полыхнула нарастающая ярость. – Не было намерения? Я была уверена, что Клайв сам принимал решение. Так значит, Вы признаете, что Харриет была Вашим выбором, а не Клайва?
– Она была его выбором, – сказал он твердо.
– И Вашим? – упорствовала она.
Казалось, будет не так уж страшно для его чести чуть–чуть солгать.
– И моим.
Она стиснула зубы, словно что–то доказала себе, но при этом выглядела так, словно из нее выпустили воздух. Его не покидало ощущение, будто она ждала этого момента в течение многих месяцев, но теперь, когда это свершилось, оказалось, что это не так уж и сладко, как ожидалось.
– Но если бы он женился на Вас, – сказал Дэвид спокойно, – я не стал бы возражать.
Она подняла на него взгляд.
– Пожалуйста, не лгите мне, – прошептала она.
– Я не лгу. – Вздохнул он. – Кому–то Вы станете прекрасной женой, мисс Бэлистер. В этом я не сомневаюсь.
Она ничего не сказала, но ее глаза заблестели, и он мог поклясться, что ее губы дрожали.
Что–то в нем шевельнулось. Он не был уверен, что это было, и не хотел думать, что хоть в какой–то степени она тронула его сердце. Однако, он понял, что просто не может видеть, как она вот–вот расплачется. Единственное, что пришло ему в голову, это сказать:
– Клайв должен был сообщить Вам о своих планах прежде, чем объявить о них обществу.
– Да, – сказала она надломленным голосом, сорвавшись на неприятный смешок. – Он должен был сказать.
Дэвид почувствовал, что его рука слегка напряглась на ее талии. Она не пыталась облегчить его задачу, но с другой стороны, у него не было причин ожидать, что она это сделает. По правде говоря, он восхищался ее гордостью, уважал то, как она вела себя искренне и мужественно, словно не позволяя обществу диктовать ей то, как и за что она должна судить себя.
Она была замечательной девушкой, с немалым удивлением осознал он.
– Он должен был сказать, – неосознанно он повторил ее слова, – но не сделал этого, и я обязан принести извинения.
Сюзанна подняла поникшую голову, посмотрела на него почти удивленно и сказала:
– Разве Вам не кажется, что извинения были бы более ценны, если бы их принес Клайв?
Дэвид улыбнулся без тени юмора в глазах.
– Действительно, но поскольку я вижу, что он этого не сделал. То я, как Мэнн–Формсби…
Она фыркнула, что совершенно его не позабавило.
– Как Мэнн–Формсби, – сказал он снова, повысив голос, затем вновь понизил его, поскольку несколько соседних танцующих пар посмотрели с любопытством в их сторону. – Моя обязанность, как главы семьи Мэнн–Формсби, – исправился он, – принести извинения, если член моей семьи совершает бесчестный поступок.
Он ожидал возражений, и действительно, она немедленно открыла рот, в ее глазах вспыхнул мрачный огонь, но затем внезапно она тихо выдохнула, казалось, передумала. И когда она, наконец, заговорила, то произнесла:
– Спасибо. Я принимаю Ваше извинение от имени Клайва.
В ее голосе слышалось спокойное достоинство, что–то, что заставило его захотеть привлечь ее ближе к себе, переплести пальцы, а не просто держать ее руку.
Но если Дэвид хотел исследовать возникшее чувство более детально – а он не был уверен, что хотел – шанс был упущен, поскольку оркестр окончил исполнять вальс, оставив их стоящими в самом центре бального зала. Он согнулся в изящном поклоне, а Сюзанна присела в легком реверансе.
Она пробормотала вежливое:
– Спасибо за танец, милорд, – и было ясно, что их беседа подошла к концу.
Наблюдая за тем, как она покидает бальный зал, – вероятно именно это она и делала, когда он перехватил ее, – он не мог освободиться от странного чувства…
Он хотел больше.
Больше ее слов, больше беседы с ней.
Больше ее.
* * *
Позже той ночью произошли два события, которые, несомненно, были очень странными.
Первое имело место в спальне Сюзанны Бэлистер.
Она не могла заснуть.
Многим это не показалось бы странным, но Сюзанна всегда принадлежала к тем людям, которые засыпали моментально, как только их голова касалась подушки. Это доводило ее сестру до сумасшествия в те дни, когда они жили в одной комнате. Летиция совершенно не хотела ложиться спать, ей хотелось шептаться, но Сюзанны участвовала в диалоге только легким посапыванием.
Даже в дни после предательства Клайва она спала как убитая. Это был единственный способ на время убежать от постоянной боли и неприятностей, которые сопровождали жизнь брошенной дебютантки.
Но этим вечером все было по–другому. Сюзанна лежала на спине (что само по себе было странно, поскольку она предпочитала спать на боку), и сверлила взглядом потолок, задаваясь вопросом, когда это трещина в штукатурке расползлась так, что стала напоминать кролика.
Или точнее, об этом она думала каждый раз, когда решительно выбрасывала из головы мысли о графе Ренминстере. Истина заключалась в том, что она не могла спать, поскольку не могла прекратить вновь и вновь переживать их беседу, останавливаясь, чтобы проанализировать каждое его слово, и стараясь не заметить трепет, пробегавший по телу при воспоминании о его слабой, несколько ироничной улыбке.
Она все еще не могла поверить, что смогла противостоять ему. Клайв всегда за глаза именовал его не иначе как «старик» и неоднократно характеризовал его скучным, высокомерным, надменным, самоуверенным и чертовски раздражающим. Сюзанна была в достаточной степени напугана графом. Конечно, Клайв рисовал его не очень уж доступным.
Но она стояла на своем и сохранила свою гордость.
Теперь девушка не могла спать, думая о нем, но она не сильно на это возражала – ей доставляло удовольствие чувство легкой эйфории.
Как давно она не чувствовала, что гордится собой. Она забыла это замечательное ощущение.
* * *
Второе из событий имело место на другом конце города, в районе Холборн, перед домом Энн Минивер, которая спокойно жила рядом с юристами и адвокатами, работающими в соседнем «Inns of the Court»[4], хотя ее профессией было, если это можно так назвать, быть любовницей. Любовницей графа Ренминстера, если быть совершенно точным.
Но мисс Минивер не подозревала, что происходит нечто странное. Единственным человеком, сделавшим данное открытие, был сам граф Ренминстер, который велел своему кучеру отвезти его после бала сразу к изысканному домику Энн. Но когда он поднялся к парадной двери и поднял руку к медному дверному молоточку, то внезапно понял, что у него пропало желание видеть ее. Дэвиду захотелось просто уйти.
