Серж Голон - Анжелика в Новом Свете
Она вздохнула и грустно опустила голову. Хватит ли у нее когда-нибудь мужества заговорить об Онорине со своими сыновьями? И что она им скажет? Вполне естественно, если ее взрослые дети захотят побольше узнать о своей сводной сестре, которую мать привезла им из Старого Света. Они, конечно, не могут не задумываться над тем, кто отец этой девочки. Как восприняли они эту ошеломляющую новость? Как отнеслись к поведению отца, который простил ее и принял ребенка? Онорина была как бы воплощением всего, о чем хотелось забыть: жестокого прошлого, разлуки… «Может быть, лучше было оставить ее на Голдсборо? Девочке там неплохо бы жилось. Нет, я не могла этого сделать! Она умерла бы вдали от меня, моя бедная, ни в чем не повинная крошка, – подумала Анжелика, бросив через плечо взгляд на круглую головенку, доверчиво прижавшуюся к ней. – И разве я смогла бы забыть ее и жить в свое удовольствие, убрав девочку подальше с глаз? Бедняжка моя, насилие и ужас породили тебя… Нет, я не могла тебя бросить!»
Почему сегодня Онорина захотела быть с матерью? Может быть, это предвещает что-то недоброе? Когда девочку чтонибудь беспокоило, она всегда требовательно звала к себе мать. До этого дня она чувствовала себя превосходно, была, как всегда, веселой и общительной. От какой же нежданной беды она ищет защиты у матери? Может быть, им грозит особенно трудный переход? Или буря? Или торнадо? Или встреча с ирокезами?
За весь долгий путь, не считая металлаков, они не встретили ни одного индейца: ни врага, ни друга. Трапперы объясняли это тем, что все племена ушли к берегу океана, где ждали их корабли, менять пушнину на водку, на разные безделушки и жемчуг.
Безлюдность этих бескрайних просторов, столь желанная поначалу, стала теперь им в тягость. Справа снова возникла длинная цепь гор. Анжелика с надеждой смотрела на них. Она знала, что где-то там, у подножия Аппалачей, находится форт Катарунк, принадлежащий графу де Пейраку, куда он и вел свой отряд. Он намеревался перезимовать там, а весной отправиться в горы, к рудникам.
Дорога шла по выжженному плато. В воздухе стоял тяжкий, как ладан, запах смолы и горелого леса.
Здесь огненная стихия пронеслась, видимо, совсем недавно. Еще не остыл пепел, по которому брели лошади, повсюду из земли торчали обуглившиеся пни и стволы деревьев. Между их мрачными копьями, отливая гладью озер, сверкала долина. К одному из этих озер выехали путники. Пламя начисто вылизало берега, и голодным лошадям поживиться здесь было нечем. Тогда, утопая ногами в пепле, они двинулись дальше вдоль озера, пока не достигли брода, по которому лошади, осторожно ступая на круглые камни, переправились на другой берег. Там, под сенью деревьев, не тронутых пожаром, путникам снова пришлось преодолеть довольно крутой подъем, и вскоре сквозь ядовито-желтую листву молодой березовой рощицы они увидели, как блеснула поверхность воды. Зеркальная гладь озера сверкала под лучами полуденного солнца. Вода в нем оказалась необыкновенно прозрачной в отличие от тех, что встречались им до сих пор, – поросших водорослями и затянутых ряской. Сквозь толщу воды было видно песчаное дно.
– Я хочу помыть ножки в этой водичке! – закричала Онорина.
У озера, видимо, предполагалось остановиться на отдых. Где-то внизу за ивами слышались людские голоса и лошадиный храп. Один из трапперов, ушедший еще на заре вперед, размахивая рукой, извещал о привале. Для тех, кто его не мог видеть, он прокричал условный клич, и индейцы, идущие последними, ответили ему откуда-то издалека. Анжелика спрыгнула на землю и спустила Онорину.
Девчушка тут же сняла башмаки и чулки и, поддерживая юбочки, вошла в воду.
– Ой, какая холодная! – вскричала она, замирая от восторга. Волли напилась и стояла, понуро опустив голову. Анжелика потрепала ее рукой по шее.
– Не горюй, – ласково сказала она. – Конечно, с едой у нас туговато. Потерпи, вот кончится лес, мы выйдем к долине, и уж там-то ты и набегаешься, и наешься вволю.
Величественные леса Северной Америки на первый взгляд были менее суровыми и мрачными, чем те, что видела Анжелика в детстве. Здесь лес сверкал лазурной гладью бесчисленных озер. Прозрачный, словно дрожащий от сухости воздух, который не могли замутить даже густые зимние туманы, лишал его всякой таинственности. В этом лесу не было призраков.
Анжелика стояла на берегу озера. Она крепко держала повод, так как однажды, когда она отпустила его, Волли вдруг рванулась и галопом бросилась в заросли. Каким-то чудом она не распорола себе бока о торчащие сучья и не переломала в рытвинах ноги; и если б не ловкость индейцев, знающих, как подступиться к густому подлеску, ей бы не удалось догнать ее.
Кровь стучала в висках Анжелики, затылок словно был налит свинцом. От пронзительного стрекота кузнечиков кружилась голова. Видя, что лошадь стоит спокойно, Анжелика решилась привязать ее к дереву, а сама быстро спустилась к озеру, чтобы напиться, набрав в ладони воды.
Чей-то возглас остановил ее. Огромного роста индеец по имени Мопунтук, вождь племени, которое шло вместе с их отрядом, объяснял ей знаками, что пить эту воду не следует, что выше есть источник, в котором вода вкуснее; его воины остановились там освежиться. Он советовал отправиться туда и ей. Анжелика показала ему на свою лошадь и тоже знаками объяснила, что никак не может от нее отойти. Индеец понял и жестом велел подождать его. Он вскоре вернулся в сопровождении индианки, которая несла в деревянной посудине воду из чудесного источника. К сожалению, до этого в посудине, видимо, была маисовая каша или еще какая-то другая бурда, и вымыли ее не слишком старательно, а потому вода была мутная и не вызывала никакого желания попробовать ее.
Анжелика, однако, заставила себя пригубить чашку и даже сделать несколько глотков. Она уже знала, что индейцы очень обидчивы.
Вождь стоял рядом с Анжеликой и смотрел, как она пьет; он, конечно, ждал от нее восторженных восклицаний. От него исходил крепкий мужской запах. Тело его было с головы до пят обмазано медвежьим салом. Мускулистую, лишенную всякой растительности грудь украшала белая и синяя татуировка. Две змеи были изображены там, и на них падала тень от ожерелья из медвежьих зубов. Это был вождь, сагамор. О его доблестях говорили орлиные перья, веером стоявшие надо лбом, и прикрепленный к ним пушистый хвост скунса.
Анжелика слышала шумные всплески и веселые голоса людей, наслаждавшихся купанием.
К счастью, появился Флоримон: как и на всех стоянках, он пришел повидаться с матерью. Он едва сдержался, чтобы не расхохотаться, видя, в какое затруднительное положение она попала, и тут же бросился на выручку.
