Наталья Павлищева - Королева Марго. Искушение страсти
У Маргариты и Генриха Анжу был недолгий, но весьма бурный роман. Кровосмесительная связь с собственным братом? Но в те времена таким мало кого удивишь, все спали со всеми тайно и открыто. Дю Гаст был фаворитом Генриха Анжу и делить свою власть над герцогом ни с кем не собирался, ему очень хотелось унизить, уничтожить принцессу. Маргарита отвечала фавориту тем же, презирая мужчину с женскими замашками. Именно после появления при Генрихе Анжу дю Гаста образ брата для нее заметно потускнел. Сознавать, что дорогой Генрих способен обнимать этого хлыща, неприятно…
Дю Гаст пытался ухаживать и за самой Маргаритой, но получил весьма резкий отпор, принцесса откровенно дала понять, что презирает фаворита, причем сделала это открыто, при всех. Дю Гаст затаил ненависть, и теперь Маргарита пожинала плоды своей опрометчивости.
Фаворит сумел соблазнить одну из ее фрейлин и похитить со стола принцессы письмо. Собственно, само письмо принадлежало фрейлине королевы-матери Фюльви, предназначалось Генриху де Гизу, но внизу Маргарита сделала довольно откровенную приписку для возлюбленного. Нет, в ней не было ничего компрометирующего, просто уверения в любви.
Этого хватило, чтобы мерзавец дю Гаст показал письмо своему герцогу, Генрих Анжу отнес его брату, а король с помощью матери едва не убил сестру. Повод почти надуманный, слишком мелкий, чтобы даже ругать, но Карл и Екатерина Медичи так боялись даже просто любовного союза Маргариты с Гизом, что буквально взбесились.
Постепенно мысли лежавшей без сна Маргариты вернулись от мерзкого дю Гаста к самому Генриху де Гизу.
Во второй половине дня проведать сестру пришел и король Карл.
— Марго…
Она снова сделала вид, что спит, но по дрожанию ресниц брат понял, что сестра притворяется.
Карл с ужасом смотрел на опухшее, все в кровоподтеках лицо Маргариты, глаз заплыл из-за синяка, губа разбита… Но жалость снова заглушалась раздражением, король чувствовал, как изнутри поднимается что-то ужасное.
— Марго, не делай вид, что ты спишь. Я пришел извиниться.
Маргарита открыла один глаз, второй прятался под синяком, разбитые губы прошептали:
— Я слишком плохо выгляжу, сир.
— Не зови меня королем, тебе я прежде всего брат.
Усмехнуться бы, да слишком все болело. В голосе Карла раздражение, кто знает, к чему оно может привести, временами король совершенно неуправляем.
Король поднялся, нервно прошелся по спальне, насколько позволяли небольшие ее размеры. Чувствовалось, что он взволнован, потрясен видом избитой Маргариты, что одновременно хочет извиниться перед ней и оправдаться перед собой. Карл долго что-то говорил, даже руками размахивал, принцесса не прислушивалась, голос короля просто жужжал сквозь страшный гул в голове.
Выговорившись, король немного постоял, наблюдая за свернувшейся калачиком, безучастной ко всему сестрой, презрительно фыркнул и бросился вон. Маргарита прикрыла глаза. Но сквозь туман и боль всплыли слова брата. Он что-то говорил про завтра и про Генриха? Ну, про Гиза ясно что — клял на чем свет стоит, а завтра… что будет завтра?
— Мадам Кюртон, завтра бал или прием?
Та удивилась:
— Завтра охота, мадам, потому во дворце ничего не предвидится.
— Какая охота, ведь король не собирался охотиться?
— Собрался, причем приказал отправиться с ним приору Ангулемскому и Гизу тоже.
У Маргариты все похолодело внутри. Приор Ангулемский, собирающийся на охоту одновременно с Генрихом де Гизом, означал только одно: герцога приказано убить. Принцесса хорошо знала основное умение своего незаконнорожденного брата Ангулемского, тот большой мастер тайных убийств. Надо предупредить об опасности Генриха, даже если за этим последует новая экзекуция!
— Мадам де Кюртон, сейчас вы отправитесь к герцогу де Гизу и предупредите его, чтобы на охоту не ездил, это слишком опасно. А потом можете рассказывать о моей просьбе брату.
Гувернантка, чувствовавшая себя виноватой, вздохнула:
— Мадам, я вовсе не хотела вам ничего плохого, поверьте. И вашему брату ничего лишнего не рассказывала. Но если бы не я, то он нанял кого-то другого…
Маргарита несколько мгновений внимательно смотрела на женщину, а потом расхохоталась:
— Вы умница, я на вас не сержусь. Но предупредить Генриха об опасности все равно нужно.
— Может, его уже предупредил ваш брат, все же герцог Анжу и герцог де Гиз всегда были так дружны…
— Конечно! Но это не помешало моему предателю-братцу заполучить мое письмо и отдать его королеве-матери.
— О боже!..
Все было готово к королевской охоте, охотники собрались, собаки в нетерпении рвали привязь, но король почему-то не отдавал приказ двинуться.
— Кого мы ждем?
Карл насмешливо блеснул глазами на брата:
— Генриха де Гиза.
Король хотел сказать еще что-то, но в тот момент вернулся отправленный к Гизу слуга с сообщением, что герцог вывихнул ногу и вынужден лечь в постель.
Глаза Карла налились кровью, окружающие невольно отодвинулись подальше, прекрасно зная, что за этим может последовать — в приступе бешенства тот был способен запросто прибить кого-нибудь, подвернувшегося под руку. Досталось собакам, их визг подтвердил, что осторожность была не лишней.
Выехали без Гиза, в тот день на охоте король расправлялся с убитой оленухой с особой жестокостью. Все видевшие этот приступ ярости содрогнулись.
Генрих де Гиз действительно полулежал, изображая вывих. Мадам де Кюртон сумела предупредить его в последнюю минуту, и теперь герцог ломал голову над тем, правильно ли поступил. А вдруг в планы убийц входило его отсутствие на охоте? Что, если убивать придут сюда, в его покои, пока король с остальными на охоте?
Он спешно послал за своим дядей кардиналом Лотарингским, чтобы посоветоваться. Шарль де Гиз, дядя молодого герцога, был любовником королевы, но все, в том числе и он сам, прекрасно понимали, что Екатерине Медичи нужен не столько любовный пыл кардинала, сколько его зависимость и постоянное пребывание рядом. Так безопасней, ведь королева боялась де Гизов.
Кардинал не заставил себя долго ждать. Он вошел своей довольно тяжелой походкой, так отличавшейся от легкой поступи его брата Франсуа де Гиза, погибшего за Францию, отца Генриха де Гиза.
— Что случилось? Мне сказали, ты болен?
— Всего лишь вывих, это не опасно, просто придется некоторое время посидеть в кресле, — рассмеялся Генрих, показывая на свою ногу, устроенную на втором кресле, придвинутом поближе.
Некоторое время кардинал разглядывал племянника и его ногу, потом устроился на кушетке, жалобно скрипнувшей под его весом.
