Самид Агаев - Хафиз и султан
– Зачем столько? – спросил Али. – Никого же нет.
Улицы города, в самом деле, были непривычно пусты.
– Это для защитников города, – утирая пот со лба, сказал, долговязый худощавый пекарь.
Али отметил, что почему-то хлебопеки все худые, в отличие от мясников.
– Дай мне одну лепешку, – попросил Али, протягивая монету.
– Хлеб не продается, спецзаказ. Раис все оплатил, – ответил хлебопек. – Лучше помоги мне отнести корзины, и я дам тебе хлеб бесплатно.
Али, недолго думая, согласился, решив отложить визит к Шамс ад-Дину, но не из-за дарового хлеба, а, чтобы вновь оказаться на стенах города среди защитников. Четыре года назад он сбегал с уроков в медресе, чтобы оборонять город. Но до боев так и не дошло, атабек тогда договорился с монголами. Во время нынешней осады Табриза хорезмийцами, судья, несмотря на просьбы, не разрешал Али приближаться к стенам, говоря, что каждый должен заниматься своим делом.
– Подожди немного, я вытащу последние хлеба, и пойдем, – сказал пекарь.
– Можно, все-таки, я сначала подкреплюсь? – попросил Али. – С утра ничего не ел.
– Ладно, ешь, – разрешил пекарь.
Али взял лепешку и разломил ее пополам.
Пока поспел хлеб, Али управился с лепешкой. После этого он взвалил на спину одну из двух соломенных корзин и вслед за пекарем направился к городским стенам. На передовой было затишье. Али, рассчитывавший принять участие в боевых действиях, разочарованно вздохнул.
– Ты иди налево, а я направо пойду, – сказал пекарь, – когда корзина опустеет, вернешься, встретимся здесь.
Али кивнул и пошел по стене в указанном направлении, оглядывая окрестности. Вокруг, куда ни падал взгляд, были войска хорезмийцев.
– Многовато их, – заметил он, обращаясь к одному из лучников.
– Ничего – ответил тот, – справимся.
И плюнул в сторону врага.
На отдаленном холме стоял шатер, на котором развевались знамена.
– А там что происходит? – спросил Али.
– Не знаю, возня какая-то, парламентеры туда-сюда шастают, договариваются о чем-то. Не нравится мне все это.
– Ну что делать друг, политика. Глядишь, и договорятся, от монголов же откупились в прошлом году.
– Воевать надо, а не болтать, – вспылил воинственный лучник.
– Это ты мне? – спросил Али.
– Нет им, ты то здесь при чем!
– Дай стрельнуть, – попросил Али.
– Иди, куда шел, – буркнул лучник.
Али подхватил опустевшую наполовину корзину и пошел дальше.
На площадке с башенками, где обычно был сторожевой пост, стояли двое вельмож и переговаривались друг с другом.
Чтобы продолжить свой путь, Али нужно было по каменным ступеням подняться на площадку и спуститься с той стороны. Но на каменных ступенях стояли вооруженные мечами чауши и не пустили его дальше.
– Я хлеб разношу, – пояснил Али.
– Мы видим, – был ответ, – подождешь.
Али опустил корзину. Лицо одного из вельмож, того, что был постарше, показалось ему знакомым.
– Это вазир? – спросил у чауша Али. – Шамс ад-Дин, верно?
– Допустим, что дальше, – грубо ответил чауш.
– У меня к нему поручение от судьи.
– Не заливай, ты его только что увидел, откуда у тебя поручение взялось?
– Вот посмотри, – Али вытащил письмо и показал ему.
Чауш подозрительно оглядел Али и протянул руку.
– Нет, лично ему.
– Жди, он занят сейчас.
– Что там у вас? – оглянулся на их спор второй вельможа.
– Раис, этот человек говорит, что у него поручение к господину вазиру.
Шамс ад-Дин подошел к краю площадки.
– А это ты, – сказал он, увидев Али. – Что ты здесь делаешь?
– Хлеб разношу, – ответил Али, дивясь зрительной памяти вазира. Шамс ад-Дин беседовал с ним только раз, год назад, перед тем, как направить его к судье.
– А что в суде работы нет? Может сын моей сестры, тоже снял тайласан и варит похлебку бойцам?
Говоря это, вазир улыбался.
– У меня к вам письмо от него, – сказал Али.
– Письмо? – удивился вазир. И, обращаясь к чаушу, приказал, – пропусти его.
Чауш посторонился и Али вместе с корзиной поднялся на площадку.
– Это лучший ученик моего медресе, – обращаясь к собеседнику, сказал вазир. – В прошлом году я рекомендовал его на работу в суд, к твоему двоюродному брату.
Градоначальник подошел к Али, взял одну лепешку из корзины, понюхал, отломил кусочек и отправил в рот.
– А’фарин [23], – сказал он, – видишь, как важно хорошо учиться.
Шамс ад-Дин взял из рук записку, пробежал ее глазами.
– Видишь, Низам, – сказал вазир, – стоит похвалить человека, как тут же выясняется, что он уволен, очевидно, за нерадивость. Хотя нет, иначе мой племянник не просил бы дать ему работу. Что произошло, дружок, почему он тебя уволил?
– Кади отстранили от должности, – ответил Али.
Вельможи переглянулись.
– Как это отстранили, что ты городишь?
– Это произошло сегодня, господин вазир.
– По какой причине? – хмурясь, спросил Шамс ад-Дин.
– Судья сам об этом скажет, я обещал ему держать язык за зубами.
Вазир спрятал записку в рукаве.
– Ну что же, раз ты можешь держать язык за зубами, значит, ты мне подойдешь. Приходи завтра в канцелярию.
Али поблагодарил вазира, и, спустившись с другой стороны площадки, продолжил раздачу хлебов. Когда корзина опустела, и он вернулся назад, вазира и раиса уже не было на площадке. Али спустился вниз, где его поджидал пекарь. Тот ревниво спросил:
– О чем это ты разговаривал с раисом?
– Хлеб хвалил, поблагодарил меня.
– Эх, надо было мне в ту сторону пойти, – сокрушенно произнес пекарь. – Вот так всегда, ты горбатишься, а похвала другому достается.
– Ну, ты приятель тоже не в убытке, – заметил Али, – тебе заплатили за все.
– Дай сюда, – разозлился пекарь.
Он выхватил пустую корзину из рук Али и недовольно бормоча что-то себе под нос, пошел восвояси. Али вздохнул, огляделся по сторонам, думая куда податься, тут до его слуха донеслись призывные звуки азана [24]. Недолго думая, он пошел в соборную мечеть, на вечернюю молитву.
Во дворе мечети, возле колодца стоял мальчик, держа в руках медный кувшин с длинным носиком, и поливал на руки всем, кто совершал омовение. Али с наслаждением умылся холодной водой, вытер лицо рукавом, снял обувь и вошел в мечеть. Была пятница, и Али с интересом ждал, чье имя помянет имам в хутбе. Атабек Узбек был в бегах. У стен Табриза с войском стоял хорезмшах, а имя халифа ан-Насира не поминали с момента появления монголов. Поскольку сразу же по городу поползли слухи о том, что к их нашествию причастен халиф, с которым уже никто из мусульманских султанов и эмиров не считался. Имам к удивлению Али, проявил гражданскую смелость и не упомянул никого. Закончил молитву обращением к Аллаху, с просьбой даровать жителям Табриза силу и удачу для победы над врагом. Когда молитва закончилась, люди стали подниматься с колен. У выхода, где все оставляли обувь, возникла небольшая толчея, но вскоре в зале никого не осталось, кроме священника и Али.
– Ну? – спросил имам. – А ты почему не уходишь?
– Вы сделали ошибку, когда цитировали пророка Мухаммада, – без обиняков сказал Али.
– Что ты говоришь, – усмехнулся имам, – какое именно изречение?
– Вы сказали, говоря о заблудших: «но обещает им сатана обольщение».
– Да, и что не так? – насмешливо спросил имам.
– Там есть обособление «но обещает им сатана только обольщение», вы пропустили слово – только.
Имам хмыкнул, вернулся к минбару, стал перелистывать страницы раскрытого Корана. Найдя нужное место, он, водя пальцами по странице, прочитал нужное место.
– Да действительно я пропустил слово, – согласился имам. – А ты что же – хафиз [25]?
– Да.
– Ну что же, это похвально. Однако ты не уходишь, какие еще будут замечания, или пожелания?
– Можно я сегодня переночую здесь?
– И ты полагаешь, что после подобной дерзости я позволю тебе здесь ночевать?
– Полагаю да.
– И на чем же основана твоя уверенность?
– Это дом Аллаха, не ваш.
– Смотри-ка, – удивился имам, – а ты за словом в карман не полезешь, молодец. Ладно, оставайся, только учти, просто так в доме Аллаха только увечные получают пищу и кров. А здоровые должны работать. Ты ведь здоров, не так ли?
Али кивнул.
– Возьми метлу, подмети террасу и крыльцо. Метлы лежат под крыльцом.
Али выполнил поручение, затем, войдя в раж, нашел тряпку, набрал воды, вымыл крыльцо и террасу. Позвал имама, тот придирчиво осмотрел все и удовлетворительно кивнул.
– Сейчас еще рано для сна. Погуляй пока, а как стемнеет, приходи, получишь еду и ночлег.
Али поглядел на небо, солнце склонялось к закату. Он чувствовал такую усталость, что, если бы ему позволили, заснул бы прямо сейчас. Однако делать было нечего. Он вышел со двора мечети, и побрел по улице, глядя себе под ноги. Вскоре он обнаружил, что по привычке идет в сторону суда. Али вздохнул, покачал головой, повернул в другую сторону, и вскоре вышел к дворцу правительницы города, где с удивлением обнаружил, что здесь царит веселье, у ворот толпились люди. Али из любопытства подошел ближе и услышал звон монет. Людям раздавали деньги. Али вклинился в толпу.
