Нэн Райан - Солнце любви
Лукас усмехнулся:
— Да он появится с минуты на минуту, папа. Он говорил, что ему надо о чем-то позаботиться.
В голубых глазах Уолтера Салливена мелькнула досада.
— Ты уверен, что речь шла о чем-то, а не о ком-то? Например, о дамочке, которой срочно понадобились его заботы?
Насупив брови, он развернулся и отошел.
Сыновья стали самым горьким разочарованием в жизни Уолтера Салливена: семьями не обзавелись, работой никогда себя не утруждали, что такое принципы — и знать не хотят.
Лукас не расстается с бутылкой, а Бэрон всегда с какой-нибудь бабой. Опасаясь, что не один, так другой, а то и оба вместе могут опозорить его перед именитыми гостями, Салливен отправился на поиски своего первенца. Насколько он знает Бэрона, тот сейчас околачивается где-нибудь в саду, обхаживая под луной чью-нибудь дочку, возлюбленную или супругу.
— Не надо… не здесь!.. И не таким образом.
— Да это же безопаснейшее место в мире.
— Бэрон, в доме полно народу. Нас застанут! — Миссис Бойд Дж. Кэлахан отвернулась, уклоняясь от поцелуев Бэрона. — Ты же собирался зайти ко мне днем, когда Бойд уехал верхом. Обещал, а сам не явился.
— Я хотел, дорогая, по мне помешали. — Взяв женщину рукой за подбородок, он повернул ее лицом к себе и припал к губам.
Любовники выясняли отношения в комнате для гостей на втором этаже, откуда всего лишь пятью минутами раньше вышел сенатор Бойд Кэлахан, оставив жену заканчивать туалет и посоветовав ей поторопиться. Не успел сенатор спуститься, как Бэрон, все еще в повседневной одежде, вошел в комнату с балкона.
— Значит, ты упустил свой шанс. — Марта Кэлахан скинула дерзкую руку со своей груди и надула губы.
— Ты говоришь не то, что думаешь, — прошептал Бэрон, стягивая вниз лиф сильно декольтированного платья и освобождая левую грудь своей дамы. Наклонив голову, он осыпал поцелуями обнаженное плечо.
— Нет, именно то, — упорствовала миссис Кэлахан, вся дрожа от прикосновения горячих губ к ее жаждущей плоти. — Я хочу, чтобы ты ушел и оставил меня в покое.
Подняв голову, Бэрон устремил на Марту укоряющий взор льдисто-голубых глаз, пожал плечами и убрал руки.
— Отлично. Возможно, когда вы в следующий раз наведаетесь в Орилью… — Он отвернулся и пошел к двери.
— Ну ладно… постой… я… — Миссис Кэлахан метнулась через спальню и, опередив любовника, придавила спиной дверь. Она одарила Бэрона зазывной улыбкой и промолвила, играя воротом его расстегнутой рубашки: — Что-то ты уж слишком быстро сдаешься…
Бэрон отвел ее руку:
— Миссис Кэлахан, мне недосуг заниматься милыми играми. Нам обоим пора вниз. И если вам взбрело в голову изображать кокетливую скромницу, то уж лучше я отправлюсь к гостям.
— Нет, Бэрон, нет! — Марта Кэлахан обвила руками его шею и прижалась к Бэрону пышным телом.
Сорокашестилетпей супруге сенатора чрезвычайно льстила страсть красавца повесы шестнадцатью годами моложе ее. При всей преданности богатому и влиятельному мужу она так наслаждалась редкими мгновениями исступленного слияния с этим неутомимым в страсти белокурым Адонисом, что не желала отказываться от них.
— Прошу тебя. Побудем вместе. Мы так долго были этого лишены! Целых полгода прошло с тех пор, как ты приезжал в Сан-Антонио…
Наконец Бэрон смягчился.
— Вот так-то лучше, — произнес он, скользнув руками от талии к упругим бедрам. Пальцы подхватили округлые ягодицы. Приподняв женщину, Бэрон понес ее к кровати. — Разоблачайся, — распорядился он и начал расстегивать рубашку.
Раздеться оказалось делом нескольких секунд, и Бэрон повалил пылкую матрону на постель.
— Ты просто ужасен, — хрипло пробормотала Марта, когда он широко раздвинул ей ноги. — Если бы ты хоть чуточку уважал меня, то не стал бы требовать, чтобы я тебе отдавалась прямо над головой у собственного мужа.
— Но, Марта, дорогая моя, ты не права. Я глубоко уважаю тебя, — прошептал Бэрон, быстро входя в нее. — Очень глубоко!
— О, да… да… Глубоко, милый, — простонала супруга сенатора Кэлахана.
Он был несчастен. Более несчастен, чем когда-либо в жизни.
Луис Кинтано ни на шаг не сдвинулся со своего места у дверей, следя горящим взглядом черных глаз за девушкой в голубом кружевном платье.
Эми опять, в третий раз за вечер, танцевала с этим вкрадчивым проходимцем Тайлером Парнеллом, который держал ее очень близко к себе и при этом что-то нашептывал ей на ухо.
Впервые за свои семнадцать лет Луис Кинтано познал муку и отчаяние ревности: внутри все горело, сердце болезненно сжималось в груди.
Пальцы томились от желания прикоснуться к ее белой коже. Руки покалывало — так хотелось обнять ее. Увы, ему не суждено держать Эми в объятиях, она останется недосягаемой для него. Он не умел танцевать!
Проклиная себя за то, что он неуклюжий простофиля, Луис поспешил выйти, не в силах выдерживать долее эту пытку. Он чувствовал себя совершенно разбитым. Очутившись в саду, он сорвал с шеи душивший его красный шарф и расстегнул верхнюю пуговицу шелковой рубашки.
— Что, в зале для тебя чересчур жарко? — послышался участливый вопрос, и из темноты выступил элегантно одетый дон Рамон с длинной сигарой в руке. В лунном свете блеснули белые зубы.
Луис засунул руки в брючные карманы и понурил горемычную голову. Он не был расположен к беседе даже с отцом.
— Составь мне компанию, — предложил дон Рамон. — Насладимся вместе ночной прохладой.
Вдвоем они двинулись в путь по дорожкам благоухающего сада. Дон Рамон говорил тихим ровным голосом, сын поневоле слушал.
— Луис, сеньорита Эми только сегодня вернулась домой. Естественно, каждому не терпится побыть в ее обществе хотя бы несколько минут. Она, в свою очередь, должна быть внимательной и любезной к гостям. Когда посторонние разъедутся, у тебя будет предостаточно времени, — старший Кинтано остановился и поднял взгляд на своего рослого сына, — чтобы стать ее другом. Ведь ты именно этого хочешь, верно? — Густые брови вопрошающе поднялись.
— Да, — ответил Луис. — Я хочу, чтобы мы подружились. Дон Рамон опять улыбнулся и потрепал сына по щеке:
— Так и будет. Вы обязательно станете хорошими друзьями. Ну, пойдем. Пора возвращаться. Ты еще не ел. Да и я тоже.
Дон Рамон выбросил сигару, и оба Кинтано вернулись в дом. На длинной буфетной стойке, покрытой льняной скатертью, были расставлены огромные серебряные блюда с разнообразной снедью, прельщая глаз и дразня желудок. Гигантские ветчинные окорока и внушительные сочные ростбифы, индейки и утки, устрицы и креветки, а между ними еще и заморские деликатесы: копченая рыба, французский паштет и икра. Довершали великолепие стола пудинг, мороженое и свежие фрукты со сливками.
Но у Луиса пропал аппетит. В угоду отцу он наполнил фарфоровую тарелку, но уже через несколько минут вручил ее слуге, едва дотронувшись до еды. Извинившись, он побрел обратно в бальный зал — на свой пост у двери.
Эми была несчастна.
Так несчастна, как никогда в жизни.
Вечер был безнадежно испорчен: Луис так и не пригласил ее на танец! Ее кружили по паркету зала руки едва ли не всех присутствующих мужчин, не исключая и губернатора, но единственные действительно желанные руки так и не обняли ее.
Обнаженные плечи ныли от желания ощутить прикосновение смуглых пальцев Луиса. Когда Тайлер Парнелл снова оказался ее кавалером, он все время старался удерживать ее настолько близко к себе, что ей было неловко и попросту неприятно. Эми жалобно взглянула на Луиса, но была поражена холодностью его выразительных черных глаз. Он казался отрешенным и недосягаемым, словно мысль о танце с ней нагоняла на него такую скуку, что он и не подумал ее выручать.
Эми горестно вздохнула.
Ничего не изменилось. Прошло пять лет, а все осталось по-прежнему: Тонатиу все так же считает ее назойливым ребенком. До чего обидно! И вдвойне обидно потому, что еще сегодня утром она была в полной уверенности, что Луис увидел ее в совершенно новом свете. Она-то думала… надеялась…
— Эми, у меня прекрасная идея, — прошептал Тайлер Парнелл, приблизив губы так, что они касались ее уха.
Эми слегка подалась назад.
— И что же это за идея?
— Я захвачу бокал шампанского, и мы прогуляемся под луной, — сказал он, крепко прижимая ее к себе.
— Нет, — вырвалось у Эми, но она взглянула на Луиса и быстро переменила решение. Одарив Тайлера самой кокетливой улыбкой, на какую была способна, она смилостивилась: — Так и быть, прогуляемся.
Через несколько секунд эта парочка уже выходила в сад, при этом одна рука Тайлера Парцелла по-хозяйски расположилась вокруг талии Эми, а в другой он держал бокал охлажденного шампанского. С другого конца большого бального зала Уолтер Салливен наблюдал, как они удалились. Крупная рука с силой сдавила бокал с ликером, голубые глаза затуманились тревогой.
В противоположном углу зала Бэрон Салливен с легкостью очаровывал целую стайку восхищенных дам. Он также заметил уход Тайлера и Эми, но его голубые глаза засветились от удовольствия.