Янтарный след - Елизавета Алексеевна Дворецкая
– Я и есть глаза Всеотца, – доверительно прошептал Хравн. – Один глаз. Но брат меня не выдаст.
«Который глаз?» – хотела спросить Снефрид, но ее собственная мысль раньше ответила на этот вопрос.
Перед нею – Хравн Черный. А черный глаз Одина – правый. «Тот, которого на самом деле нет», – сказал в памяти женский голос, очень похожий на ее собственный, но принадлежащий другой.
С какими же глубинными силами вселенной она невольно соприкоснулась?
– Ничего не бойся, – шепнул он. – Я буду тебе помогать и присматривать за тобой. Если понадобится помощь или совет, позови меня.
– Как тебя позвать?
– Повторяй за мной.
И он прошептал, одну строку за другой:
Мой милый живет на высоких ветрах,
Мой милый летает на черных крылах,
В небесном чертоге ты, я – на земле,
Зову тебя, ворон, явись же ко мне!
Повторяя за ним, Снефрид от строки к строке чувствовала все большее смущение. Этот призыв уж очень напоминал любовный. Такие песни в сказаниях обычно поют девушки, которым не повезет внушить любовь мужчине нечеловеческого рода – того, что приплывает тюленем, приходит медведем, прилетает орлом. И никогда такие сказания не кончаются счастливо.
– Мне пора, – с сожалением сказал Хравн Черный. – Наступает утро – я должен вернуться к отцу. До встречи, дорогая.
– До встречи…
Снефрид ждала, что он у нее на глазах превратился в ворона. Но Хравн Черный просто исчез.
Можно было подумать, что эта встреча ей приснилась. В тесном, бедном покое, где четыре женщины спали на сенных мешках, ничто не напоминало о посещении альва-оборотня.
Если бы не бронзовый жезл вёльвы, который Снефрид оставила среди своих пожитков в корабельном стане, а теперь он был крепко зажат в ее руке и даже не думал исчезать.
* * *
Снефрид недолго пришлось размышлять об этой встрече. Едва Хравн Черный исчез, как женщины проснулись, заволновались, что проспали дойку, и заспешили к корове и козам. Лейви и его люди спали тоже в доме, в теплом покое, эйсты ночевали на лугу. Там уже дымил костер, в котле варили кашу. Меелит и его спутники легко согласились, что богине следует более удобный ночлег, чем на земле под открытым небом, но дозорные всю ночь присматривали за домом, дабы ценная добыча не ускользнула.
– Откуда это у тебя? – Подсаживая Снефрид на лошадь, Хамаль заметил жезл вёльвы у нее за поясом. – Ты же говорила вчера, у тебя его нет!
– Мне принес его мой дух-покровитель, – ответила Снефрид и добавила, с седла глядя на его запрокинутое удивленное лицо: – Я, конечно, не настоящая богиня, но я – настоящая сейд-кона!
Слышавший их Лейви ухмыльнулся – сам он, благодаря Хлёдвиру, был вынужден притворяться оборотнем, не владеющим человеческой речью.
В этот раз ехали недолго. Показалось море, а в укромной бухте – пять-шесть больших лодок. Лошадей отвели в ближнюю усадьбу, где их и брали, Снефрид с ее людьми посадили в лодку. Сам остров прикрывал пролив от ветров с открытого моря, и здесь, хоть волнение и было порядочным, пуститься в плавание все же позволяло. Эйсты, как островные жители, оказались искусными мореходами. Вереница суденышек под парусами шла вдоль юго-восточного берега Дневного острова, а когда он кончился, впереди на юге уже виднелась цель путешествия – остров Эйсюсла, который сами эйсты звали Сааремаа – Островная земля.
Пролив пересекли быстро и дальше двинулись на юго-запад вдоль Эйсюслы. Этот остров был раза в два больше Дневного, как сказал старик Арво. Издали остров напоминал исполинскую лепешку из грязновато-белой муки, положенную на грубую серую ткань моря – плоский, с ровным обрывистым берегом, сложенным из серовато-белого известняка. На несколько перестрелов от берега море было совсем мелким, а потом дно резко уходило в глубину – это было видно по пляске волн. Ровная поверхность «лепешки» была намазана светло-зеленым маслом лугов и посыпана более темной крошкой зарослей. Зрелище было такое удивительное, настолько непохожее на привычные Снефрид серо-бурые скалы Свеаланда, что ее вновь охватило чувство перемещения в другой мир.
Незадолго до вечера наконец высадились там, где берег стал пологим. И здесь земля состояла из россыпи белого известняка, покрытого жесткой желтоватой травой, чуть дальше начинались сосны.
Высадившись, Меелит послал отрока в селение, и вскоре оттуда привели нескольких оседланных лошадей. Снефрид едва успела немного размять ноги и прийти в себя после почти целого дня в лодке, пляшущей на волнах, как пришлось садиться в седло. От усталости, голода и качки ее мутило, было почти все равно, куда ее везут, лишь бы там можно было наконец прилечь и отдохнуть.
Пока не стемнело, проехали очень странное место – на поле были выстроены невысокие стены из валунов, образующие четырехугольник, что напоминало остатки разрушенного дома. Причем эти «дома» стояли плотно друг к другу, без промежутков, и тянулись шагов на сто. Снефрид вспомнились рассказы о войнах между свеями и эйстами, о набегах Ингвара сына Эйстейна и его сына – Анунда.
– Что это? – спросила она у мудреца Арво – единственного здесь, кроме ее спутников, кто владел северным языком и ехал рядом с ней. – Здесь была большая усадьба, но ее разрушили?
Однако, судя по размерам строений, усадьба была бы под стать конунгу, а Асвард говорил, что конунгов у эйствов не водится.
– Это жилище мертвых, – пояснил Арво. – Ворота в страну Туони. Сюда собирают прах умерших.
– Так это могилы? Но что же это были за люди, если у них такие огромные могилы?
– Это пристанище для целого рода. Каждый, кто умирает и чье тело сгорает на погребальном костре, со всем его имуществом, приходит сюда и смешивает свой прах с прахом предков. Мы выходим из матери нашей земли, а потом возвращаемся и сами становимся землею.
Подъехав ближе, Снефрид и сама ощутила некое присутствие… Ранее она ни с чем похожим не встречалась и теперь не сразу поняла это чувство. Это была близость того света, мира мертвых, но совершенно иная. Снефрид хорошо знала погребальное поле близ теткиного хутора на Каменистом озере, где лежали ее предки по матери, знала могилы отцовских предков возле Оленьих Полян. Но в каждой из тех могил жил дух одного умершего – даже если этот один стоит троих, как ее дед, колдун Хравн. Но в том ощущении, что накатывало здесь, было невозможно различить отдельные духи. За этими невысокими валунными стенами жила
