Мой любимый герцог - Эви Данмор
Аннабель усмехнулась.
– Думаю, что человеческие отношения требуют иного подхода. В графы бухгалтерской книги брата не поместишь.
– Прекрасно поместишь, – возразил Себастьян. – Я точно знаю, в какую сумму он мне обходится.
– Вы о деньгах. А разве уместны расчеты, когда речь идет о чувствах?
Себастьян помолчал.
– Чувства… – повторил он. Отпустил ее и отступил, и без его тепла ей вдруг стало пусто и неуютно. – Мне пора. – Он направился к столу. – Нужно найти его как можно скорее.
– Может, он еще вернется сам?
Монтгомери бросил на нее сардонический взгляд.
– Ни за что не вернется. – Он начал складывать расписания поездов, оставленные охранниками, в сумку. – Он прекрасно знает, что его ждет, если он сюда явится.
Аннабель безошибочно угадала угрозу, прозвучавшую в его спокойном голосе, и инстинктивно поняла, что, вступившись за Перегрина сейчас, только навредит ему. Себастьян свято верил, что приказы облеченных властью требуется выполнять беспрекословно, а тут его собственный брат предпочел спрятаться, лишь бы не подчиниться ему. Какой ужасный удар по его гордости! Большинство мужчин наверняка не выдержали и ударили бы охранника или, по крайней мере, переложили бы вину на него.
– Ты найдешь его, – тихо произнесла Аннабель.
В эти слова она вложила так много…
Я верю в тебя.
Я на твоей стороне.
Я страдаю, оттого что страдаешь ты.
И все, что из этого следовало.
И, кажется, Монтгомери услышал, потому что перестал собирать вещи и поднял глаза. Их взгляды встретились, и выражение его лица смягчилось, возможно, потому, что на лице девушки отражались все ее чувства. Он видел – она понимает его боль, она страдает, не зная, увидятся ли они еще когда-нибудь…
В два шага Монтгомери очутился возле нее. Его рука обвила затылок Аннабель, одновременно нежно и собственнически, и на одно короткое мгновение для Монтгомери перестало существовать все, кроме нее.
– Я вернусь к тебе, – сказал он.
Крепко поцеловал ее в губы, затем нежно в лоб и мягко выпроводил за дверь.
Поленья в камине затрещали, выпустив сноп искр, прежде чем с шипением рухнуть на решетку.
Вот и все… Аннабель сидела в голубой гостиной с Хэтти и Катрионой. Они намеревались провести вечер за чтением и рисованием, но книга в руках Аннабель была не более чем маскировкой. В сонной тишине гостиной ее мысли снова и снова возвращались к поцелуям Монтгомери, ласкающие прикосновения его губ стали теперь средоточием всех ее дум.
Она вздрогнула. Ее чувства слишком напоминали переживания того давнего рокового лета – захватывающее дух, безрассудное, головокружительное стремление окунуться в вихрь страсти, желание изо всех сил противостоять мужской силе и в конце концов сдаться, сгорев в ярком пламени… Конечно, теперь она знала больше, чем та наивная девушка, которой была когда-то. Знала, что могла бы испить из чаши удовольствия лишь несколько глотков вместо того, чтобы кидаться в омут с головой.
Сегодня Монтгомери уже не вернется, а завтра ее последний день в Клермонте. Отыщет ли он брата?
– Кто следующий в очереди на титул герцога после Перегрина Деверо? – спросила она.
Хэтти медленно оторвала глаза от своего блокнота для рисования.
– Почему ты спрашиваешь?
– Ну, мы здесь уже несколько недель, – ответила Аннабель, – а досье на герцога все еще не составлено. Наша миссия не выполнена, и это тормозит ход кампании.
– Порядка наследования я не знаю, да и не уверена, что такая информация полезна для нашего дела, – сказала Хэтти. – А ты, Катриона, не знаешь?
На этот раз Катриона неопределенно пожала плечами.
– Но ведь у герцога скоро появится прямой наследник, – сказала она. – Говорят, что в следующем году он намерен жениться.
От таких слов внутри у Аннабель все похолодело. Ревность. Мерзкое чувство. Глупо ревновать и завидовать, она не юная девочка. Конечно, он женится. На одной из хорошеньких дебютанток, которые кружились по рождественскому бальному залу, белые и тихие, как снежинки. Аннабель поднялась на ноги и направилась к угасающему огню.
– Признаюсь, я даже рада, что дочь торговца для него неподходящая партия, – сказала Хэтти, – иначе моя мама обязательно попыталась бы сосватать за него кого-нибудь из моих хорошеньких сестренок. – Она заметно вздрогнула. – Мне даже жаль будущую герцогиню. Как вы думаете, станет ли она трагической фигурой, вроде Джорджианы из Девоншира? Что, если у нее будут рождаться только девочки? Представьте себе, каково это – быть первой герцогиней Монтгомери за восемьсот лет, не родившей сына. Интересно, тогда он тоже разведется?
– К счастью, мы все-таки ушли вперед по сравнению с георгианской эпохой, – раздраженно сказала Аннабель. – И если уж женщина неизбежно должна стать племенной кобылой для какого-нибудь мужчины, герцог, я полагаю, далеко не худший вариант.
– Племенной кобылой? – Хэтти прищелкнула языком. – Похоже, ты слишком много времени провела в обществе нашей дорогой Люси. Кстати говоря, что вы думаете о ее планах выйти на Парламентскую площадь вместе с группой Миллисент Фосетт?
– Тише, – сказала Катриона, – вдруг кто-нибудь услышит.
– И все-таки, что же ты думаешь по этому поводу? – громко прошептала Хэтти.
– Это будет непросто, – ответила Катриона.
– Вот уж правда, – радостно согласилась Хэтти, – совсем непросто.
Глава 18
На следующее утро во время завтрака чинную тишину в столовой разорвал шум труб и литавр. От бравурной музыки патриотический энтузиазм, казалось, охватил всех, кроме небольшой группы суфражисток и тетушки Гринфилд.
– Что это? Откуда такой ужасный шум, дорогая? – стараясь перекричать оркестр, спросила Катриону пожилая дама.
– Музыка для сегодняшнего бала, – ответила Катриона, тоже повысив голос. – Внизу, под балконом, репетирует оркестр.
– Понятно, – разочарованно произнесла тетушка. – Смею заметить, музыка сейчас уже не та, что раньше… – Она окинула стол неодобрительным взглядом и остановила его на Аннабель. – Дитя мое, ты так бледна! Боже мой, тебе опять нездоровится?
Аннабель ответила не слишком убедительной улыбкой.
– Нет, мэм, все в порядке.
– Слава богу, – сказала тетя Гринфилд. – В твоем возрасте здоровье должно быть еще достаточно крепким.
В ее возрасте у нее должно быть достаточно ума, чтобы не страдать по герцогу, который умчался вдаль.
Катриона сложила
