Патриция Филлипс - Украденная роза
Огромная тень выросла на стене маленькой комнаты, когда мужчина снял плащ и двинулся к очагу. Вот он наклонился ближе к огню, потом взял в руки кочергу и стал ворошить уголья. Пламя вспыхнуло ярче и осветило лицо вошедшего. Розамунда окончательно убедилась, что явился действительно Генри. Женщина, возможно, пришла не с ним, ведь в коридоре были и иные мужчины. Она с радостью ухватилась за эту мысль, не желая уже от нее отступаться.
Трепещущее пламя чуть смягчало четкий профиль Генри, золотило его кожу. Темные буйные кудри отросли значительно длиннее, чем он носил обычно. Он был до того пригож, что Розамунда задрожала от упоения, глядя на знакомые черты. Всякая новая встреча волновала ее не меньше, чем первая.
Розамунда не подала голоса – хотела его огорошить. Совершенно проснувшись, она с дрожью ждала момента, когда он скользнет под простыню, не зная, что рядом – она. Ее дорожного сундучка он конечно же не заметит при таком слабом освещении – очаг да свеча. Она лежала себе и ждала.
Генри с глухим стуком швырнул ботинки. Бросил на лавку дублет, панталоны и рубашку. Сейчас он подойдет к кровати. Пока она видела лишь его спину, в который раз замирая при взгляде на его широкие плечи и узкий стан. Ее глаза скользнули дальше – на литые ягодицы и сильные бедра. Она представила, как гладит это тело, пока только представила…
Генри задул свечу, и теперь комнату освещало лишь пламя очага, тень Генри мгновенно выросла до потолка, являя собой насмешку над его красой – плечи темного силуэта невообразимо расширились, грудь раздулась, зато ноги стали совсем тоненькими.
Генри рывком сдвинул покрывало, и через миг кровать чуть прогнулась под его весом. Он немного поворочался, устраиваясь. Кровать была так широка, что тела их не касались. Розамунда не могла поверить: он даже не заметил, что простыни смяты. А Генри дышал уже ровно и глубоко. Нет, он не мог вот так заснуть…
Розамунда осторожно провела руку под прохладную простыню, чтобы ощутить тепло, струящееся от его тела. Потом нащупала легкую вытянутую выпуклость между его бедер и, дрожа от наслаждения, тихонько обхватила пальцами тайную его плоть. Она нежно ласкала дремлющую мужскую жилу, пока она не стала наливаться силой и твердеть.
Генри с сердитым воплем откинул простыню и выскочил из кровати.
– Эй, кто ты такая, чертова кукла? Прочь отсюда! Черт бы их всех подрал… Говорил же, что не нужны мне… – Он пытался зажечь свечу, которая гасла от его дыхания. Потом кинулся к кровати, пытаясь сдернуть простыню с той, что там лежала. Но Розамунда накрепко вцепилась в края простынки.
– Кто ты такая? – снова грозно прозвучало над ней.
Тогда она резко села, волосы ее разметались по плечам. Он направил свет на ее лицо, и Розамунда затрепетала, увидев его неверящие глаза. Свеча опасно подрагивала в его руке, словно он собирался швырнуть ее на циновки. Розамунда даже вскрикнула от страха, предостерегающе потянувшись к подсвечнику.
– Ты что же, не узнаешь собственную жену, Гарри Рэвенскрэг? – первой спросила она, видя, что он не собирается заговорить.
Совершенно потрясенный, он не двигался с места. Наконец, стряхнув оцепенение, осторожно поставил свечку на сундук у кровати и на всякий случай спросил:
– Розамунда?
– Да, мой миленький, твоя Розамунда.
Она не могла отвести глаз от мощного орудия страсти, содрогавшегося от одного ее взгляда. Ей нужно было лишь чуть-чуть наклониться, чтобы коснуться нацелившегося на нее острия, она провела языком вдоль всей длины его, нежно надавливая на бархатистую поверхность, потом еще и еще – пока ее Генри не застонал от желания: она даже ощутила первые животворные капли, выдававшие, насколько оно уже нестерпимо.
– О милостивый Боже! Розамунда, любимая! – севшим голосом воскликнул он, бросаясь на постель.
Они зарылись в простыни, и Генри стиснул ее, осыпая поцелуями. До чего же он горячий и сильный! Розамунда чувствовала, как кипит в нем кровь, каким огнем горит его тайная плоть. Твердость его мускулов красноречивее всяких слов говорила: скорее! Он весь дрожал. И вот его горячий рот настиг ее уста и неистовыми поцелуями воспламенил каждую ее жилочку.
Не выпуская друг друга, они перекатились, чтобы лечь поудобнее, и Розамунда оказалась сверху, обхватив его бедра ногами, она гладила его грудь, затем, склонившись, стала нежно посасывать его соски, потом продвинулась так, чтобы груди ее, точно спелые плоды, повисли над ним.
Генри со стоном обхватил их ладонями, рыдая от страсти. Он целовал эти белые дивные шары, о красе которых грезил более всего, он сосал затвердевшие соски, заставляя Розамунду изнемогать от желания.
Нет, больше ждать было невозможно. Внемля его немому призыву, она приподнялась, чтобы впустить его в себя. С приглушенным криком Генри обхватил ее бедра, устремляясь вверх… Розамунда льнула к нему, все теснее обхватывая, всхлипывая от нетерпения, а он, прилаживаясь, все глубже проникал в нее. Оседлав его, она вся содрогалась, будто объезжая дикого скакуна, пока вся не раскрылась: жаркая влага хлынула в Розамунду, заставив ее издать вопль наслаждения.
Они снова перекатились вбок, и теперь Генри был сверху, ища губами ее губы, протискивая в ее рот жадный свой язык. Через считанные мгновения только что потушенное пламя разгорелось с новой силой: он опять хотел овладеть ею. Розамунда ощутила на грудях его ладони. Как она ждала этих мгновений, каждую ночь мечтая о них в темной своей башенке!
– О Розамунда, счастье мое, как же я люблю тебя! – шепчет он ей на ухо, обжигая горячим дыханием, целуя ей шею, и прикосновения его губ отзываются огнем во всем ее теле.
– Как долго я ждала… чтобы ты вот так меня прижимал и ласкал! – шепчет она в ответ, чуть хриплым от страсти голосом. – Ты моя любовь, Гарри. И ее не разрушат ни время, ни расстояния.
Он заглушил ее последние слова поцелуем и стал жадно вслушиваться в каждый вскрик, вырывавшийся из ее уст, когда он снова вторгся в нее, достигнув самых заветных глубин, а она кричала от наслаждения, почти непереносимого, все более и более острого.
Они плавали в океане страсти, выныривая лишь для короткого отдыха и успокаивающего поцелуя, потом снова бросались в эти упоительные волны. Вновь и вновь Генри сливался с Розамундой, пока не изнемог от блаженства. Ни с одной из прежних своих женщин он не испытывал такой всепоглощающей жгучей страсти, никогда еще жажда соития не была столь неутолима.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Порыв резкого северного ветра швырнул им в спины клубы снега. Розамунда и Генри возвращались в гостиницу с благодарственной мессы в честь победы Ланкастера, которую служили в соборе.
