Валери Кинг - Капризная вдова
Энджел повернулась к сестре, широко раскрыв и без того огромные глаза, словно ей в голову только что пришла какая-то остроумная идея.
– Бетси сказала… – начала она, но вдруг охнула и, схватившись рукой за щеку, опять повернулась к Брэндишу: – О, прошу прощения, я, кажется, забыла перчатки!
– Дорогая, они на вас! – воскликнул он удивленно, взглядом показывая на прижатую к нежной щечке руку.
За прошедшую неделю, ежедневно сопровождая Энджел в Гайд-парк, Брэндиш познакомился с девушкой поближе и стал относиться к ней как к любимой младшей сестренке, заботу о которой почитал своим долгом. Один раз Генриетта даже слышала, как он предупреждал Красавицу относительно некоторых недостойных доверия джентльменов, подходивших к ее ручке в Гайд-парке или же осмелившихся пригласить ее на вальс на танцевальном вечере, вызвав тем самым недовольство одной из патронесс.
Уличенная в обмане, Энджел растерянно моргнула и уставилась на свои руки в красивых перчатках.
– Это не те! – наконец нашлась она. – Они не подходят к платью! Извините, мистер Брэндиш, я все-таки хочу надеть другие!
И она умчалась, как листок, подхваченный осенним вихрем.
Изумленный ее выходкой, молодой человек поклонился ей вслед и повернулся к Генриетте.
Никогда еще его не обуревали столь противоречивые чувства, как теперь, наедине с этой женщиной. Всю неделю он старался изгнать ее из своего сердца, намеренно избегал, разговаривая только тогда, когда этого требовали приличия. Она же вела себя с холодной вежливостью, хотя он часто ловил на себе ее взгляды. Раньше он никогда не переживал из-за размолвок с женщинами, но сейчас… Находиться рядом с ней и заставлять себя молчать – это все равно что плыть против могучего течения! Несколько раз Короля так и подмывало заговорить с ней, но на память приходила встреча в библиотеке, и слова застревали у него в горле.
И вот теперь он снова смотрит в прекрасные глаза Генри, отчаянно пытаясь унять непослушное сердце…
– Король, – позвала она, не трогаясь с места, – скажите прямо, чем я вас обидела? Почему вы злитесь? Даже Энджел заметила, как вы ко мне переменились!
Он смущенно покачал головой.
– Я не злюсь. Скорее, я озабочен тем, что ваше упрямство заставляет Энджел страдать!
– Страдать? – воскликнула Генриетта. – Что вы имеете в виду?
– Неужели вы так слепы, Генри? – удивился Король. – Разве вы не видите, что ваша сестра чувствует себя здесь несчастной? С джентльменами, которые увиваются вокруг нее в Гайд-парке, она ведет себя любезно исключительно из чувства долга, а не по душевному расположению. Ее совершенно не интересуют ни они сами, ни их ухаживания! Однажды я заметил, как она, прикрывшись рукой, зевнула, пока бедолага Золотой Заяц изощрялся в комплиментах! Видели бы вы, как у него вытянулось лицо! – неожиданно рассмеялся Король. – Безразличие девушки потрясло его до глубины чуши! Впрочем, вас наверняка обрадует то, что с тех нор он с удвоенной энергией старается пробудить в ней интерес к своей персоне. Он известный ценитель прекрасного и, без сомнения, считает ее красоту замечательным дополнением к своей обширной коллекции!
– Похоже, что так, – упавшим голосом согласилась Генриетта. Она не поднимала глаз от незаконченного рукоделия, лежавшего у нее на коленях. – Филипс просто преследует Энджел своим вниманием. По три раза на дню присылает цветы со своей визитной карточкой.
Отбросив напускную суровость, Брэндиш подошел к Генриетте и сел на стул рядом.
– Послушайте, – сказал он с тревогой, – в опере она плакала!
– Не может быть! – вскинула голову Генриетта, ловя его взгляд. – Вы наверняка ошиблись! Ее просто растрогала до слез прекрасная музыка, чудесный голос Каталани! Вы же знаете, как Энджел любит музыку, какой у нее талант!
Король посмотрел ей прямо в глаза.
– Лондон пугает вашу сестру, Генри! Она еще ребенок, потрясающе талантливый, но ребенок, который совершенно не приспособлен к жизни в свете, в большом городе. Мне кажется, у нее только одно желание – поскорее вернуться обратно в Раскидистые Дубы!
– Но это невозможно, – пробормотала Генриетта. Господи, как все ужасно запуталось! Почему Брэндиш вдруг заговорил с ней так благоразумно, так участливо? Его слова обезоруживают ее, лишают способности сопротивляться его обаянию… Генриетта тяжело вздохнула. – Вы правы, по-видимому, городская жизнь не для Энджел. Я-то надеялась, что она сумеет приспособиться, найдет свое счастье с каким-нибудь достойным молодым человеком. Но дни идут, она страдает, все больше замыкается в себе… Я начинаю за нее бояться! Как глупо было рассчитывать на ее замужество! Наверное, со временем она бы смогла занять подобающее место в обществе, но сейчас…
Отвернувшись, Генриетта уставилась на холодный камин. В ее больших голубых глазах застыла тревога.
Ах, как Брэндишу хотелось обнять ее, утешить! Благодаря отцу он понял, какое тяжкое бремя легло на хрупкие плечи Генри, какую потрясающую силу характера она проявила в борьбе с судьбой! Бедняжка собралась пойти в экономки, когда устроит дела семьи, – чепуха! Разве можно представить скучной домоправительницей эту прекрасную, утонченную женщину с пламенной кровью, которая так легко и без всяких расчетов ответила на его страсть?
Он решительно взял ее за руку и сел рядом. Она изумленно посмотрела на него.
– Не невольте Энджел, прошу вас, Генри! – начал он, погружаясь в манящую голубизну ее глаз, и вдруг почувствовал, как у него затрепетало сердце, стеснило грудь, и по телу горячей волной разлилось желание. Господи, опять! Сжав руку Генриетты, он зашептал: – Почему я теряю голову от страсти, едва заговорив с вами? Почему при встречах думаю только о том, чтобы заключить вас в объятия, открыть вам свое сердце и уже никогда больше от себя не отпускать? Я не понимаю! Меня терзают противоречивые чувства… С одной стороны, я безмерно вами восхищаюсь, и наша недельная размолвка стала для меня настоящим мучением, с другой стороны…
Замолчав, он бросил на нее странный взгляд.
У Генриетты перехватило дыхание, словно ее обожгли его пылкие слова и горящие глаза.
– Почему вы бросили меня тогда, в библиотеке? – наконец спросила она. – Вы заставили меня ужасно страдать!
– Поверьте, это не намеренно! Боюсь, останься я, вы бы страдали еще сильнее! Есть и еще одна причина, которую я затрудняюсь назвать… – В коридоре послышались шаги, и Король осекся, потом быстро придвинулся к Генри и жадно приник к ее рту упоительно нежными губами. Поцелуй длился одно сладостное мгновение, но Генриетта была на верху блаженства. Только сейчас она поняла, как отчаянно ей не хватало горячих ласк Короля. Поцелуй вновь возродил в ее сердце надежду на счастье. «Наверное, Бетси права, – подумала Генриетта, – я действительно безумно его люблю, только не хочу в этом признаться даже себе».
