Ребекка Ли - Принцесса-беглянка

– Да, это правда, – продолжил Адам. Джиана же тихонько всхлипнула. – Если бы я выбрал Бренну, все сложилось бы для меня более удачно.

– Тогда отправляйтесь, к своей Бренне! – внезапно закричала Джиана. Она сама удивилась тому, что вдруг сорвалась на крик. Но вместе с тем она почувствовала, что крик словно придавал ей сил. – Так бегите же к ней скорее! Целуйтесь с ней! Я вам разрешаю! Убирайтесь отсюда и оставьте меня в покое!

– Черт вас побери, Джорджи! Мне не нужна Бренна!

– Но вы же сами сказали…

– Я прекрасно помню, что говорил, – перебил Адам. – Да, когда О'Брайен сказал, что Бренна подходит мне больше, я с ним согласился. И знаете почему? – Не дожидаясь ее ответа, он продолжал: – Потому что я знал, что не рискую влюбиться в вашу сестру. Она воплощает в себе все достоинства, которые я раньше хотел найти в женщине. Однако я совершенно ничего к ней не испытываю. Ни-че-го! – Адам покачал головой. – А от вас, Джорджи, я теряю голову. Становлюсь как одержимый. Поверьте, Джорджи, именно вы мне нужны. А Бренна мне безразлична, черт побери! Я рискую своей репутацией не с Бренной. Разве Бренну я целую? Разве за ней я бегаю?

Джиана молча пожала плечами.

– Да, это так. Я вовсе за ней не бегаю. И знаете почему? Потому что у меня и в мыслях нет затащить Бренну в постель. Она совершенно мне не нужна! Меня влечет только к вам, только вас я желаю! – Адам направился к двери. – Можете делать, что хотите. Можете убегать. Прятаться от меня. Кричать. Жалеть себя. Но я не собираюсь извиняться за то, что сейчас сказал. Потому что это правда. И теперь вы знаете эту правду.

Джиана щелкнула пальцами и указала на дверь.

– Вагнер, сторожи!

Вагнер тотчас же спрыгнул на пол. В следующее мгновение он уже сидел возле двери и грозно рычал. Его никак нельзя было обойти. И у Адама не было ни малейших сомнений в том, что с этим волкодавом шутки плохи. Одним щелчком пальцев Джиана могла дать команду Вагнеру – и тот напал бы на любого.

– Уберите пса, – сказал Адам.

– Нет. – Джиана поднялась с кровати и, приблизившись к Вагнеру, преградила Адаму дорогу.

– Это не смешно, Джорджи, – процедил он сквозь зубы.

– Да, не смешно, – согласилась она. – Но я не хочу, чтобы вы уходили.

– Вы сами сказали, чтобы я ушел и оставил вас в покое.

– Я ошибалась, – ответила Джиана. – На самом деле я хочу вовсе не этого.

Адам пристально посмотрел на нее.

– Чего же вы хотите в таком случае?

– Хочу, чтобы вы поцеловали меня. А потом… Потом посмотрим, к чему это нас приведет.

Ответ Джорджи его обезоружил. Судорожно сглотнув, он пробормотал:

– Я догадываюсь, к чему это нас приведет. Но вопрос не в этом. Вопрос в том, захотите ли вы идти туда, куда это нас приведет.

– Поцелуйте меня, – приказала она, подставляя губы. – И я последую за вами, куда бы вы меня ни повели.

– А если я поведу вас к постели, вы последуете за мной?

Девушка шагнула к Адаму и тут же крепко к нему прижалась, обвивая руками его шею.

– Поцелуйте меня и тогда все узнаете, – прошептала она, прижимаясь губами к его губам.

Когда же поцелуй их прервался, Адам пробормотал:

– Я не шучу, Джорджи. Я действительно хочу лечь с вами в постель. – Он сбросил с себя пиджак и уронил его на пол. Затем развязал галстук, расстегнул цепочку, на которой висели часы, и все это бросил поверх пиджака.

– Я хочу того же, – сказала Джиана, снова подставляя ему губы для поцелуя.

– Тогда надо выгнать отсюда собаку, – проворчал Адам, покосившись на пса.

– Он вас не тронет, – ответила девушка. – Просто будет охранять дверь, как его учили. Пока Вагнер здесь, никто нам не помешает.

– Но он смотрит на нас, – сказал Адам. – Это он нам мешает.

– Правда? – Джиана взглянула на него с удивлением.

– Пусть убирается, – настаивал Адам. – Он может охранять нас за дверью, а не в комнате.

Джиана щелкнула пальцами, и Адам тут же открыл дверь.

– Вагнер, за дверь, – приказала девушка. – Охраняй.

– Спасибо!.. – выдохнул Адам. И тотчас же прильнул к губам принцессы.

В следующее мгновение Адам подхватил Джорджи на руки и понес к кровати. Джиана же наслаждалась этим ощущением – в последний раз ее носили на руках, когда в двенадцать лет она упала с лошади и сломала ногу.

Осторожно опустив девушку на постель, Адам лег рядом с ней на покрывало и тотчас же напомнил себе, что Джорджи – девственница. Следовательно, она нуждалась в мягком и бережном обращении, нуждалась в ласке и нежности. И Адам твердо решил, что будет обращаться с Джианой так, как она заслуживала. Он целовал ее снова и снова, словно никак не мог понять, каковы же на вкус ее губы. Адам дал себе слово, что будет с Джианой так же настойчив и терпелив, как был когда-то, когда копал руду в недрах Невады, выискивая серебро.

Адам все крепче прижимал к себе Джиану, и ее трепещущее тело раскрывалось ему навстречу. Когда же он, оторвавшись от ее губ, стал покрывать поцелуями ее глаза, щеки и шею, Джиана тихо застонала, наслаждаясь этими ласками, этими чудесными ощущениями.

Временами Джиана горько сожалела о том, что родилась принцессой, – слишком уж тяжелые и утомительные обязанности налагало на нее ее общественное положение. Но сейчас, в объятиях Адама, Джиана словно забыла о том, кто она такая; во всяком случае, для нее это не имело значения, и она с величайшим удовольствием подчинялась мужчине, лежавшему с ней рядом. Более того, она находила несказанное удовольствие в том, что становилась добровольной рабыней своих чувств и желаний.

Какое-то время Адам ласкал ее и целовал, сгорая от страсти. Потом, чуть отстранившись, развязал лямки у нее на фартуке и, сняв его, начал медленно, одну за другой, расстегивать крошечные черные пуговки на лифе ее платья. Наконец он освободил Джиану от черного кружевного корсета, и теперь уже только тонкая сорочка отделяла от него ее восхитительную грудь.

Адам почему-то считал, что Джиана носит белое белье, но сейчас с удивлением обнаружил, что ее сорочка была тоже черной, как платье и корсет. Как ни странно, но, сделав это открытие, он вдруг почувствовал, что сердце его забилось быстрее. А ведь раньше Адам не питал особого пристрастия к черному женскому белью, он всегда считал, что самое главное – сама женщина, а не ее исподнее. Но сейчас все было совсем по-другому. Он понял, что в случае с Джианой черный цвет не являлся цветом обольщения или же показной скромности. Только сейчас Адам догадался: черные платья, которые она носила в Ларчмонт-Лодже, не имели ни малейшего отношения к скромности, которую следовало демонстрировать служанке. Черный – цвет траура, и все объяснялось очень просто: Джиана носила траур.