Элизабет Вернер - Дорогой ценой
– Вы ошибаетесь, коллега, относительно состояния своего здоровья. Вы тяжело больны, несмотря на нервный подъем ваших сил. Вы же два дня пролежали в жесточайшей лихорадке!
– Это еще не основание для того, чтобы на третий день, после того как лихорадочное состояние миновало, я не мог отлично чувствовать себя. Неужели вы воображаете, что я нахожусь в смертельной опасности?
– Я не воображаю себе этого, потому что это – факт, – обиженно заметил доктор Берндт. – Я серьезно опасаюсь…
– Не опасайтесь ничего, – прервал его Бруннов. – У меня пока вовсе нет желания отправиться на тот свет… Однако будьте так добры сообщить мне, как вы меня лечили.
Эта ясно выраженная жизнеспособность пациента, которому Берндт вынес столь решительный смертный приговор, казалось, совершенно лишила его самообладания. Доктор растерянно молчал; когда же Макс с явным нетерпением повторил свой вопрос, он не без чувства собственного достоинства стал перечислять все средства, при помощи которых старался вырвать своего пациента из когтей смерти.
Макс выслушал его с презрительной улыбкой и в конце концов бесцеремонно заявил:
– Почтеннейший коллега, вы могли сделать все это много лучше. Я не сторонник столь сильных средств и никогда не употребляю их в таких пустячных случаях, а предоставляю природе главную роль в лечении!
– Но это вовсе не пустячный случай! – сердито воскликнул маленький врач. – Повторяю, что ваше положение было весьма опасным; оно опасно и сейчас, и вы сами почувствуете это, едва лишь пройдет минутный нервный подъем.
– А я повторяю вам, что чувствую себя отлично и что об опасности для жизни не может быть и речи! Я решительный противник подобного метода лечения, считаю его бесполезным и даже вредным. Благодарите Бога за то, что мой сильный организм выдержал все эти эксперименты, в противном случае на вашей совести была бы смерть коллеги.
Доктор Берндт побагровел от негодования:
– Я применяю лечебный метод известного профессора, пользующегося огромным авторитетом в медицинском мире; он занимает кафедру в нашем университете, и с очень большим успехом.
– Мне нет никакого дела до вашего профессора! – промолвил Макс. – В нашем Цюрихском университете найдутся повыше авторитеты, пользующиеся еще большим успехом, однако мы не пришпиливаем к лечению традиций, как делают это господа эскулапы патриархального города Р.
Оба врача затеяли такой горячий профессиональный спор, что из соседней комнаты прибежала испуганная Христина и остановилась на пороге, замерев от удивления при виде представившегося ей зрелища. Доктор Бруннов сидел в постели и энергично обдавал своего коллегу целым потоком медицинских утверждений, положений и доказательств, а «коллега», за десять минут перед тем буквально порхавший по комнате, чтобы не побеспокоить больного, стоял перед ним и, возбужденно размахивая руками, тщетно старался его переговорить. Но это никак не удавалось ему, и он наконец, схватив шляпу, с яростью воскликнул:
– Если вам, коллега, все это известно, то лечите себя сами. Я должен сообщить господину губернатору о состоянии вашего здоровья и скажу его превосходительству, что у меня еще не бывало такого больного, который накануне лежал бы при смерти, а на следующий день осыпал целой кучей грубостей не только меня, но и весь факультет. Вы совершенно правы: второй такой натуры, как у вас, не существует. Вы посрамите любой диагноз. Имею честь кланяться!
С этими словами доктор вышел из комнаты. Христина изумленно посмотрела ему вслед и подошла к больному:
– Что случилось? Доктор рассердился и убежал, а вы…
– Пусть себе бежит! – спокойно ответил Макс. – Этот человек во что бы то ни стало хочет отправить меня к праотцам своими глупыми средствами. Теперь я сам примусь за свое лечение. Настоятельно прошу вас, принесите мне чего-нибудь поесть!
Через час после того Агнеса Мозер после непродолжительного отдыха собралась снова занять свое место у постели больного, от которого она в течение двух дней почти не отходила. Доктор Бруннов между тем с пунктуальной точностью исполнял свои собственные предписания, не оставлявшие желать ничего лучшего и весьма обрадовавшие Христину, по мнению которой доктор превосходно пользовал себя. Она тщетно уговаривала его снова заснуть. Макс утверждал, что это совершенно излишне, и не спускал глаз с двери, в которую должна была войти Агнеса. При этом он проявлял весьма недвусмысленные признаки нетерпения и в течение четверти часа чуть ли не три раза спросил о том, где его сестра милосердия, чем в конце концов вывел из терпения и Христину.
– Что, собственно, происходит между вами и Агнесой? – без обиняков спросила она. – Тут что-то неладно, я уже давно заметила!
Макс предпочел оставить ее вопрос без ответа, но это не помогло.
Христина сухо продолжала:
– Только не трудитесь, пожалуйста, водить меня за нос, недаром я в течение двух дней, поминутно заходя сюда, видела, как Агнеса чуть ли не до смерти измучилась, глядя на вас, и как вы разом оживали, как только она подходила к вам. Я понимаю, отлично понимаю… уверяю вас…
– Вы очень умная женщина, Христина! – сказал молодой врач. – Вы мне рассказываете такие вещи, о которых я даже не подозревал три дня назад; не имела понятия об этом и фрейлейн Агнеса. Но вы, к сожалению, правы: Немезида покарала меня – я безнадежно влюблен.
– Я уже давно знала это. Но что же теперь будет? До сих пор я не задумывалась над этим, потому что доктор Берндт решительно отказал вам в выздоровлении. Тогда бы ведь всему конец. А сейчас, кажется, о смерти нечего и говорить! Да? В таком случае позвольте вас спросить, что же будет с вами и Агнесой?
– Поженимся, – лаконически ответил Макс. – Ничего больше.
Сверх всяких ожиданий, такой ответ нисколько не рассердил Христину. Она не одобряла решения девушки поступить в монастырь и, безусловно, предпочла бы видеть ее под брачным венцом, чем под монашеским покрывалом. Намерение доктора Бруннова, с первой же встречи понравившегося ей, полностью совпадало с ее личными взглядами. Тем не менее она, задумчиво покачав головой, произнесла:
– Но это невозможно! Вы, вероятно, совсем забыли, что фрейлейн Агнеса намерена удалиться в монастырь?
– Ничего не выйдет, – решительно заявил Макс. – Она ведь еще не удалилась в него, а я уж позабочусь о том, чтобы она никогда не сделала этого. Прежде всего не говорите фрейлейн Агнесе ни слова о том, что я чувствую себя лучше, не рассказывайте ей о моем споре с уважаемым коллегой и об отличном аппетите, только что проявленном мною! Я сам расскажу ей обо всем.
Христина удивилась этой просьбе и спросила:
