Кимберли Кейтс - Утренняя песня
Ветер подул в окно, будто предостерегая ее. Неумолимо близился рассвет. Остен ускачет работать над чертежами дома для Томаса Дигвида, а они с Пипом растают в болотной мгле.
Если она не решится прямо сейчас, будет поздно.
С сильно бьющимся сердцем Ханна вышла в коридор. Полоска света пробивалась из-под двери комнаты Остена.
Собрав все свое мужество, Ханна пересекла коридор и тихо открыла дверь.
Остен склонился над книгой, которую они с Пипом для него сделали, его пальцы бегали по строчкам, на лице отражались и радость, и боль, когда он рассматривал рисунки Пипа. Щенок с ушами длиннее ног. Пруд с двумя плещущимися в нем фигурами. Фаэтон с лошадью, пухлые облака.
Остен повернулся на звук открываемой двери и удивленно вскинул брови.
– Ханна? – Он с виноватым видом отбросил книгу, спрятав ее под брошенный шейный платок. – Что-нибудь случилось?
– Нет. То есть да. Я...
У нее перехватило дыхание. Расстегнутая рубашка обнажала часть его груди, золотисто-коричневой от загара.
Боже милосердный, как же он прекрасен! Высокий, сильный и невыносимо красивый.
– Пип заболел? – спросил он, направляясь к двери. – Проклятие, я ведь думал, что ему будет тяжело участвовать в беге!
– Нет.
Ханна схватила его за руку дрожащими пальцами.
Остен испытал облегчение.
– Тогда почему...
– Я здесь потому... Я не могла заснуть. Я хотела...
Она запнулась и густо покраснела.
«Я хотела попросить тебя заняться со мной любовью».
Она теребила ленточку на ночной рубашке. О Боже, это оказалось труднее, чем она себе представляла.
Она закусила губу и отвернулась.
– Это глупо. Смешно. Я лучше уйду.
Он встал позади нее, обхватив за плечи. Ее бросило в жар.
– Ханна, ты же знаешь, что мне можно рассказать все, что угодно.
Его теплое дыхание всколыхнуло волоски у нее на затылке, его голос был тихим и хриплым от страсти.
Он повернул ее к себе, ее соски под ночной рубашкой почти что касались его обнаженной груди.
От него пахло древесным дымом от костров и специями от пирогов, в глубокой синеве его глаз можно было утонуть.
Молчание. О Господи, как же терпелив этот мужчина!
– Я... мне нужно тебе кое-что сказать, – произнесла она, испытывая отчаянную потребность нарушить тишину.
– Насчет... насчет платья?
– Ни слова больше. Я... – Она закрыла ему рот ладонью. – Пожалуйста, послушай. Я не просто так разозлилась из-за... из-за кухонных сплетен. Это потому... – она судорожно сглотнула, – ...потому, что я и вправду хотела... Когда ты целовал меня, дотрагивался до меня...
– Ханна! – резко произнес он. – Ты понимаешь, что говоришь?
Она вздернула подбородок и долго смотрела ему в глаза.
– Я снова хочу это испытать, и даже больше.
«Я хочу... этого».
Она потянула ленту на вороте ночной рубашки, пока атласные петли не распустились и тонкий материал не упал, обнажив округлости ее груди. Взгляд Остена скользнул вниз, он задыхался, в его глазах пылала страсть. Ханна задрожала.
– Ханна, мы не можем Я не хочу причинять тебе боль.
Ее губы тронула улыбка.
– Знаешь, я никому не говорила ничего подобного. Мне нужно, чтобы ты дотронулся до меня, Остен. Может быть, ты испытываешь то же самое по отношению ко мне?
– Неужели ты не знаешь, что я не раз представлял себе, что ты у меня в постели, что я ласкаю твое тело?.. Пока мы с тобой танцевали... Я никогда не желал ни одну женщину так, как тебя. Но не имеет никакого значения, чего я хочу и какие желания я испытываю. Ты такая возвышенная, Ханна Грейстон, такая необыкновенная. Я не могу дать тебе то, чего ты заслуживаешь.
– Я не прошу клятв в вечной любви, не мечтаю о поцелуях при луне, все это романтические мечты.
– Но ты заслуживаешь того, чтобы мечтать, Ханна. – Его глаза потемнели. – Я душу бы отдал дьяволу, чтобы дать тебе эту возможность.
– Мне не нужны мечты. Я хочу...
Не в силах говорить, она провела пальцами по его груди. Сердце его бешено заколотилось.
Так вот каков вкус страсти? Опьяняюще сладкое, острое, волнующее желание?
– Проклятие, Ханна! Мы не можем этого сделать.
Он застонал, когда она скользнула пальцами по его соскам и стянула рубашку с его плеч.
По его телу пробежала волна наслаждения.
– Ханна, ты уверена? Еще немного, и я не смогу остановиться.
Она взяла его пальцы и обвела ими мягкую округлость своей груди.
Остен не мог больше сдерживаться и стянул с нее рубашку.
Ханна никогда не считала себя красавицей и вдруг испугалась, что он сочтет ее недостаточно привлекательной.
Она закрыла глаза и затаила дыхание.
А когда открыла их, увидела в его взгляде восхищение.
– Да, именно такой я и представлял тебя. В ту ночь, в музыкальной комнате, ночная рубашка едва скрывала твое тело.
Целуя ее, он прижимал ее к себе все сильнее и сильнее, словно хотел, чтобы их тела слились воедино навечно. Затем подхватил ее на руки и отнес на постель, занимавшую большую часть комнаты.
– Тебе будет хорошо со мной, Ханна.
Остен уложил ее на постель, хранившую его запах, на которой провел так много ночей, мечтая об этом мгновении.
Он снял бриджи и лег рядом с ней, лаская ее грудь, покрывая поцелуями все ее тело.
Господи, что он с ней делает? Ее соски затвердели и превратились в маленькие бутоны. Его губы слегка коснулись того места, где она ощущала покалывание, потом он втянул ее сосок в рот.
– Остен...
Она всхлипнула.
Она не знала, не догадывалась, что мужчина может сосать ее грудь, словно младенец.
– Я так хотел ощутить твой вкус, Ханна, – прошептал он.
Затем положил руку ей на живот, постепенно продвигаясь все ниже и ниже, пока кончик мизинца не коснулся завитков треугольника между ног.
Ханна замерла, открыв рот от изумления, когда его пальцы коснулись ее нежного горячего лона.
– Все хорошо, Ханна. Клянусь, я не причиню тебе боли, как он.
Остен думал, что она занималась этим раньше. Как будто она могла отдаться кому-нибудь, кроме него.
– Остен. Остен, я...
– Тс-с, любимая. Раздвинь ноги.
Она подчинилась.
– Ханна, ты само совершенство.
Она откинула назад его волосы, прижимая его к себе. Она плакала, выкрикивала его имя, стонала, изнемогая от его ласк.
– Я не могу... не могу больше ждать.
Он сильным движением вошел в нее.
Ханна закричала от боли.
– Какого черта? Проклятие, Ханна, ты никогда...
– Это не важно, Остен. Я этого хотела.
Теперь он двигался в ней так осторожно и был таким нежным, что у Ханны наворачивались слезы на глаза. Но когда она провела руками по его спине и напряженным мышцам ягодиц, когда поднялась навстречу его бедрам, приглашая войти глубже, он потерял самообладание, забыв об осторожности.
