Елена Арсеньева - Князь сердца моего
Им сообщили, что императрица вместе со своей фрейлиной мадам Ремюза в музыкальном салоне, однако небольшая комната, обтянутая зеленой тканью, оказалось пустой.
– Стой здесь! – приказал покупатель. – Я отыщу Ее Величество, и если она захочет, то удостоит тебя своим вниманием.
Цветочница скромно кивнула, и покупатель скрылся за зелеными портьерами.
Стоило им сомкнуться, как скромность слетела с нее, подобно луковой шелухе.
Не напрасно Бог дал ей несколько минут свободы и одиночества. Ведь если Господь по-прежнему будет милосерден, она найдет то, что ищет, и свершит наконец свою месть. Она выскочила в противоположную дверь и побежала по узкому темному коридору, заглядывая то в одну, то в другую дверь.
Но замок словно вымер, и цветочница подумала, что и отсюда бегут люди, узнав, что войска союзников стремительно продвигаются к Парижу. «А что, если и она тоже уехала?!» – с ужасом подумала цветочница. Но вот за очередной дверью перед нею открылась наконец та комната, которую она искала.
Да, именно эта – обтянутая красным шелком и обшитая черными галунами, знакомая по рассказам подкупленных служанок. А вот и занавесь перед альковом. Там стоит огромная кровать, которая почти не пустует, ибо любовные аппетиты графини беспредельны. Вот и сейчас оттуда доносились ритмические поскрипывания и женские стоны, слившиеся с тяжелыми вздохами мужчины.
Она здесь. Здесь!
Цветочница бесшумно поставила на пол корзину и проворным движением отсоединила длинную ручку. Распрямила ее, потянула – и под ивовой трубочкой открылся длинный обоюдоострый клинок, тонкий и гибкий. Цветочница внимательно смотрела на пляшущую занавесь алькова, пытаясь различить контуры двух тел. Наконец ей это удалось: дама оседлала своего партнера, и очертания ее фигуры стали видны достаточно хорошо для того, чтобы не промахнуться.
Цветочница шагнула к алькову, как вдруг...
– «Что? Крыса? Ставлю золотой – мертва!»
Женский голос, цитировавший «Гамлета», звенел такой уничтожающей насмешкой, что цветочница остолбенела. Она сразу узнала этот голос, ведь он принадлежал той, кого она искала, кого хотела убить, но... но раздавался отнюдь не с постели, а из-за ее спины!
Цветочница на миг зажмурилась. Наконец нашла в себе силы повернуться и с ненавистью взглянуть на роскошно одетую женщину с яркими и прекрасными глазами, которые искрились насмешкой.
– Анжель... – промурлыкала темноглазая дама. – Тебе идут эти цветы! Вот уж воистину – а humble violette![54] – Она закатилась злорадным смехом. – Так, кажется, называл тебя Фабьен?
Дама перекрестилась, а когда опустила руку, то увидела жало клинка у самого горла.
– Именно так, сударыня, – с напускным смирением проговорила цветочница. – Вы ведь были очень привязаны к моему бедному супругу? Утешу: вам очень скоро предстоит встреча с ним.
– Ты опять промахнулась, крошка, – произнесла дама, улыбаясь кому-то за спиной цветочницы, и в то же мгновение руку молодой женщины стиснула мужская рука – да с такой силой, что пальцы ее разжались и клинок со звоном упал на пол.
– Извините, графиня, я позабыл крикнуть, подобно Полонию: «Меня убили!» – произнес мужской голос.
Цветочница обернулась и увидела полуголую девицу, все еще стоявшую на коленях в постели, с ужасом взиравшую на происходящее. Высокий рыжеволосый мужчина поднял оружие с пола и небрежно махнул девице: «Пошла вон!» Ту как ветром сдуло, а он принялся застегивать штаны.
– Но, друг мой, вы хотя бы успели получить удовольствие? – с сочувствием спросила черноглазая дама.
– Нет, – буркнул тот. – Роль Полония оказалась слишком ответственной и потребовала всего моего внимания. Так что я не возражал бы против антракта с какой-нибудь хорошенькой Офелией...
– Вы извращенец, Моршан! – засмеялась дама. – Ведь Офелия была дочерью Полония!
– Ну что поделаешь, я уже давно ничего не читаю! – развел руками Моршан и вопросил: – А не пришла ли пора, сударыня, мне получить старый должок – то, что вы посулили мне еще там... В гостиной со стеклянной стеной?
Дама испытующе взглянула на цветочницу, которая с ужасом смотрела на мужчину, словно увидела призрак.
– Как настроение, Анжель? Держу пари, ты поднимешь юбку, лишь только Моршан коснется тебя одним пальцем. Помнишь, как это было тогда? – Она закатилась истерическим смехом, но вдруг сделалась серьезной и прошептала: – Бывают мгновения, когда смерть близка к нам и нас неумолимо влечет в ее объятия. Ты чувствовала, когда шла сюда, что идешь навстречу смерти, Анжель?
* * *«Нет! – могла бы ответить Ангелина. – Нет, я верила в удачу!» И в самом деле, когда неделю назад, на площади Людовика ХV, она узнала в толпе мадам Жизель, ей показалось, что Бог внял ее мольбам. Ведь с тех пор, как Ангелина обосновалась в Париже, она искала графиню д’Армонти повсюду и уже опасалась, что та ускользнет от ее мести, ибо многие ярые приверженцы Наполеона покидали столицу, страшась, что русские войдут в город.
Наполеон нигде не выказал столько прозорливости и энергии в военных делах, сколько выказал ее в пределах самой Франции. Быстро переходил он из одного места в другое; внезапно появлялся там, где его меньше всего ожидали. Словом, явил все искусство свое. Однако – тщетно.
Российский царь, король прусский и австрийский полководец князь Шварценберг опередили Наполеона на подступах к его столице, в то время как он шел к Парижу кружной дорогою, через Труа и Фонтенбло. Император предписал возвести на заставах укрепления, перекопать улицы рвами, снять с замощенных улиц камни Парижа, чтобы низвергать их на противника. Наконец, повелел вооружить народ, выжечь предместья, взорвать мосты и, отступив на левый берег Сены, защищать Париж, доколе сам не подоспеет к войскам своим.
Однако Жозеф, брат Наполеона, не сумел выполнить все его приказания. На площади Людовика ХV во всеуслышание читали воззвание фельдмаршала Шварценберга к жителям Парижа, заканчивающееся словами: «...приступите к общему делу человечества, утвердите мир и спокойствие!» И Ангелина поняла, что уже никто не сомневается в неотвратимости падения Парижа. Кое-кто уже нацепил белые банты, знак роялистов, на шляпы; загремело имя Бурбонов, не повторяемое двадцать лет. Знатнейшие дамы раздавали народу банты и воспламеняли сердца против Наполеона. Пытались всучить белую розетку и Ангелине, однако она не хотела привлекать к себе излишнее внимание, поторопилась смешаться с толпой и направилась туда, откуда доносился страстный женский голос.
– Россия – это огромная, дикая, нищая страна. Стужа, болота, леса и непролазная грязь в городах и на дорогах, – размахивая руками, кричала женщина в старом чепце и таком же платье. – Там два сословия: баре и мужики. Одни живут в вызывающей роскоши, а другие влачат жалкое существование в задымленных хижинах. И те и другие ненавидят цивилизованные народы, мечтают пройти по Европе, подобно армии гуннов, предавая все вокруг огню и мечу! Я сама была в Москве, я видела, как они сжигали свою столицу, чтобы обречь на голод и смерть наших храбрых солдат!..
