Жюльетта Бенцони - Ожерелье для дьявола
Лозен покачнулся, шпага выпала из его руки.
Он упал бы, если бы Жиль не поймал его.
— Я вас серьезно ранил?
— Не думаю, — ответил Лозен, пытаясь улыбнуться, — но будьте столь любезны, проводите меня до кареты. Я себя не очень хорошо чувствую.
Внезапно он потерял сознание. Шевалье забеспокоился: он вовсе не хотел серьезно ранить своего противника. Он положил его на траву как можно осторожнее и попытался оказать первую помощь, чему он научился во время службы в армии.
Кровотечение было обильным. Жиль разорвал рубашку, сделал большой тампон, наложил на рану, закрепил его своим поясом. При этом он клял последними словами излишние предостережения Лозена, который оставил карету довольно далеко. Как будто кучер не мог догадаться, куда это направляются два вооруженных человека, так вежливо обменивающиеся короткими фразами в пути. Конечно, карета не смогла бы проехать прямо до лужайки, но кучер мог бы оказать необходимую помощь. Оставалось самому нести герцога.
Он уже готовился взвалить его на плечи, как вдруг вежливый голос прошептал за его спиной:
— Лучше будет, если вы позволите мне пока его осмотреть.
Как истинный бретонец, впитавший все легенды своего края. Жиль на какое-то время поверил, что это лесное существо, вышедшее из лесу, хочет помочь ему. Человек действительно был похож на гнома, с хрупкими ножками, узкой грудью и огромной головой. Лицо его также не было произведением искусства: свинцового цвета кожа, приплюснутый нос, слегка искривленный рот, желтые глаза с серыми точечками. Но за некрасивой внешностью скрывался ум, а глубокий музыкальный голос обладал странной прелестью.
— Конечно, осмотрите. Вы врач?
— Я получил университетский диплом в Эдинбурге.
— Так вы шотландец? — спросил Жиль по-английски. — Вы говорите без всякого акцента.
Маленький человек, наклонившийся над раненым, чтобы снять повязку и осмотреть рану, повернулся к нему с легкой улыбкой, не делавшей его красивее.
— Я и не знал, что господа гвардейцы короля изучают иностранные языки, — ответил он на том же языке. — Обычно их культура не заходит слишком далеко.
.. — Это вовсе не значит, что мои знания намного больше, но я выучил английский ребенком.
Америка же довершила это.
— Вот как! Так вы сражались там за свободу народа, а теперь вы сражаетесь один с другим. Решительно, человечество остается на этапе гусеницы, оно никогда не обретет крыльев. Дух братства должен, однако, идти рука об руку с духом свободы.
В любопытном взгляде желтых глаз, напоминавших взгляд кошки или тигра, сквозило что-то привлекательное. Красивые и ухоженные руки врача тем временем продолжали свое дело. Он прозондировал рану и наложил прежнюю повязку, заменив только пояс Жиля своим галстуком.
— Рана не серьезная. Через две-три недели не останется и следа. Шпага, к несчастью, скользнула вдоль ребер.
Турнемину подумалось, что он ослышался.
— К несчастью?! Я думаю, вы оговорились.
— Никоим образом. Я отказываюсь и думать, что было бы потерей для человеческого рода, если бы господин де Лозен исчез с лица земли.
— Как? Вы знаете его?
— Все знают господина де Лозена, — насмешливо промолвил странный врач. — Он слишком суетлив и развратен. Он и ему подобные душат и разрушают в зародыше те добрые зерна, которые называются народом. Этот больной великан значительно лучше мог бы вздохнуть, если бы освободился от таких, как Лозен.
Горький и одновременно саркастический тон маленького доктора поразил шевалье.
— Так вы его ненавидите?
— Ненавидеть кого бы то ни было мне запрещает мое ремесло. В доказательство тому, — вот вам, когда вы поместите этого человека в карету, вы дайте ему несколько капель этого, — сказал он, вынув из кармана маленький флакон, наполненный темной жидкостью, — и он почувствует себя лучше. Но если бы я однажды перестал быть медиком, я думаю, что сумел бы ненавидеть.
— Перестать быть медиком? Как возможно!
Вы же посвятили вашу жизнь служению человечеству, о котором вы так хорошо говорили.
— Кто вам сказал, что это меня перестало бы интересовать? Напротив, я бы служил человечеству еще больше, нежели сейчас, но по-другому.
Видите ли, у человека есть не только тело, нуждающееся в лечении, у него есть еще и дух, а сегодняшний дух человека болен. Ну что же, если вы можете мне помочь, то мы перенесем раненого в карету. А потом я вернусь к своей работе.
— Вы работаете в этом лесу?
— Я здесь ставлю силки на разных зверей для моих опытов по электричеству. Дело в том, что до последнего времени я был врачом в гвардии графа д'Артуа, но мои работы не нравились этим господам из Академии, и меня отстранили от должности. И мои финансы уже это почувствовали.
Лозен был заботливо устроен в карете при безразличном взгляде кучера. Жиль заставил его проглотить несколько капель, темной жидкости и хотел вернуть флакон врачу, но тот отказался.
— Очень может быть, что это вам еще пригодится, поскольку, как мне кажется, вы отлично владеете шпагой.
— Тогда позвольте мне, по крайней мере, отблагодарить вас за заботы.
— Оставьте, не стоит. А если вы хотите меня отблагодарить, то приходите ко мне. Ничто не доставляет большей радости, чем приятный разговор. А этого мне как раз и не хватает с тех пор, как я стал обыкновенным врачом. Я живу на улице Вье-Коломбье, в квартале Сен-Жермен-де-Пре, в доме сорок семь.
— Очень хорошо! Мне это тоже доставит большое удовольствие. Но кого же я должен спросить?
Маленький человек как будто стал больше ростом.
— Я доктор Жан-Поль де Марат, родился в Швейцарии, последний потомок знатной испанской фамилии! — произнес он с гордостью и драматическим выражением лица. — К вашим услугам!
Он поприветствовал шевалье и исчез в кустах, проворный, как хорек.
Жиль проводил его взглядом и вернулся в карету. Там Лозен уже приходил в себя.
— Быстро отвези твоего хозяина в дом Биронов, — приказал Жиль кучеру, — и останови лошадей у заставы.
— Я могу отвезти вас в отель «Йорк», вы же оставили там лошадь.
— Благодарю, но делай то, что я говорю. Твой хозяин нуждается в срочной помощи. А я найду экипаж у заставы.
В то время как за окнами кареты проплывал приятный пейзаж берегов Сены, а раненый под действием лекарства странного доктора погрузился в оздоровительный сон, Жиль позволил себе немного расслабиться. Он был доволен, что смог осуществить самое неотложное и опасное дело. Теперь он был уверен, что Лозен не поведет Ферсена на лужайку до его отъезда в Швецию, а с другой стороны, было мало вероятно, что Ферсен, хотя и совсем не воспринявший предостережения, осмелится отправиться на свидание с королевой с синяком под глазом и со вспухшим подбородком. Когда карета остановилась после моста Людовика XVI, он заметил, что было уже около двух часов, почувствовал голод и решил вознаградить себя добротным обедом перед тем, как приняться за исполнение второй части своей программы, а именно — за дела Каэтаны и свои собственные.
