Кэрол Мортимер - Золотая маска

— Каро, посмотри на меня! — велел он.

Она повиновалась; он нежно перебирал золотистые волосы внизу ее живота. Она тихо вскрикнула, когда он снова опустил голову и его язык возобновил бешеные ласки. В ней бушевали волны наслаждения. Ее охватил жар. Руки и ноги сделались ватными, а бедра начали ритмично двигаться в такт с его необузданными губами и языком.

Наконец наслаждение прорвало плотину. Его можно было сравнить с мощной приливной волной, для которой нет преград. Доминик снова и снова сдавливал ее возбужденные соски, снова и снова его язык врывался в нее… Наконец она безвольно откинулась назад и обмякла.

Она лежала перед Домиником довольная, пресыщенная.

— Любимая, теперь моя очередь, — хрипло проговорил он.

Не отрывая взгляда от мощного члена, Каро встала на колени и, опустив голову, вначале осыпала его поцелуями, а затем полностью взяла в рот.

Доминик, и без того распаленный ее близостью и ласками, взлетел на вершину страстного, неистового, безумного наслаждения.

Каро нежно гладила спутанные темные волосы Доминика. Его голова лежала у нее на груди. Оба отдыхали после бурной любви.

Каро не испытывала ни неловкости, ни стыда. Доминик оказался прав: им обоим требовалось заново подтвердить, что они живы. Воцарившееся теперь молчание тоже не было неловким, а скорее интимным.

Доминик приподнял голову и окинул ее настороженным взглядом.

— Я был не слишком груб с тобой?

— Вовсе нет, — без колебаний ответила она. — А я была не слишком груба с тобой? — спросила она, помня, что и сама не всегда обходилась с ним нежно и мягко.

Он едва заметно улыбнулся и снова положил голову ей на грудь.

— Не до такой степени, чтобы мне не хотелось, чтобы ты это повторила, как только у тебя появится такое желание.

Каро зарделась, вспомнив, как доходила в своих ласках до исступления. Прежде она ничего не знала о любовной близости, Доминик научил ее всему. Сейчас она гордилась тем, что способна довести его до такого возбуждения.

— Я больше не чувствую внутри такую… пустоту, как раньше, — грудным, хрипловатым голосом призналась она.

— Я тоже, — тихо ответил Доминик.

Она нахмурилась, потому что в голову ей пришла другая мысль.

— Ты не знаешь, у Бена были родственники?

Плечи Доминика напряглись под ласковыми пальцами Каро.

— Кажется, у него есть сестра… Некая миссис Грей.

— Его смерть очень огорчит ее.

— Как и всех нас, — мрачно ответил Доминик. — Дрю обещал заехать к ней, как только разберется с делами. Я просил его передать мои соболезнования и что завтра я сам навещу ее, и мы, если она захочет, обсудим похороны.

— Я тоже хочу пойти на похороны.

Плечи Доминика напряглись еще больше.

— Не уверен, что это хорошая мысль…

— Я не прошу, Доминик, — настаивала Каро. — Ты… ты часто видел смерть? — спросила она, не дожидаясь дальнейших возражений.

— Гораздо чаще, чем хотелось бы, — хрипло признался он.

Каро сдавленно вздохнула.

— Моя мать умерла, когда мне было всего десять лет, и произошло это вдали от дома и… от нас. — Она нахмурилась. Всякий раз, когда она вспоминала, как умерла ее мать, ей делалось больно. — Мой отец скончался лишь несколько месяцев назад, но он довольно долго болел, и, по правде говоря, его смерть стала скорее счастливым избавлением, чем… ударом для его… близких.

Доминик прекрасно помнил, что Каро почти ничего не рассказывает о себе, кроме редких и разрозненных обрывков, но сейчас она сказала вполне достаточно, чтобы он понял: она бежала вовсе не от отца и не от мужа.

Он смерил ее довольным взглядом и поддразнил:

— Кажется, ты говорила Дрю, что несколько месяцев назад умерла твоя незамужняя тетка и после ее смерти ты осталась без гроша и без крыши над головой!

На щеках Каро вспыхнули два красных пятна.

— Да… я так говорила.

— И что же?

Она раздраженно фыркнула:

— Какая разница, кто умер — отец или незамужняя тетка?

— Никакой — разве что для отца или тетки. — Доминик медленно, не торопясь поцеловал ее в грудь, словно извиняясь за то, что дразнил ее за выдуманную, как он теперь понимал, прежнюю жизнь. Но он чувствовал себя слишком довольным и расслабленным, слишком сытым, чтобы сейчас подвергать ее серьезному допросу. Его расслабленное довольство сослужило ему плохую службу, не подготовив к следующему вопросу Каро…

— Очевидно, раз ты граф, твоего отца уже нет в живых, но что сталось с другими твоими родственниками? Например, с матерью?

Доминик резко сел.

— Она тоже умерла. Они оба умерли, когда мне было всего двенадцать лет.

Каро ахнула:

— И отец и мать?!

— Да.

— Вместе?

— Нет. Каро…

— Доминик, пожалуйста, не уходи! — Она схватила его за плечо, видя, что он собирается встать, и бросила на него умоляющий взгляд. — Если не хочешь рассказывать о родителях, то и не надо, — грудным голосом продолжала она.

Доминик сосредоточился на том, как разметались по подушке ее золотистые кудри. Глаза ее были настоящими морями, губы припухли от поцелуев. Щеки пылали, как и нежная кожа на груди; соски были еще твердыми и набухшими после его ласк. Смягчившись, он медленно выдохнул, избавляясь от напряжения, и, снова положив голову на ее пышную грудь, принялся рассеянно ласкать ее рукой.

— О родителях почти нечего больше рассказывать, кроме того, что они оба умерли.

— Наверное, твоя мать была еще очень молода, когда умерла?

Доминик вздохнул:

— В тот день, когда произошел несчастный случай, ей было тридцать два года. Отцу исполнилось тридцать восемь, когда он предпочел через несколько дней последовать за ней.

Каро затихла; Доминик слышал, как гулко бьется ее сердце.

— Он… сам предпочел последовать за ней?

Доминик с самого начала понял, что нельзя недооценивать ум Каро. Своим вопросом она снова доказала его правоту.

— Да.

Горло Каро судорожно дернулось, она заговорила не сразу.

— Неужели он… покончил с собой?

Доминик не стал сдерживаться во второй раз, он отстранился от нее. Каро хватило такта не останавливать его ни словом, ни делом. А может, она просто испытала очередное сильное потрясение. Он пожал плечами:

— Он очень любил мою мать и, очевидно, не видел смысла жить без нее.

— Но у него был маленький сын, о котором он обязан был заботиться!

— Наверное, он не считал меня достаточной причиной для того, чтобы продолжать жить. — Доминик встал и не торопясь натянул панталоны, которые так поспешно сбросил совсем недавно.

Каро, накрывшись простыней до подбородка, недоверчиво глядела на него.