Джо Беверли - Скандальная графиня
– Губки улыбаются, а зубки скрежещут, а, Джорджия?
Гости устремились к накрытым для ужина столам, но Джорджия знала: она не смогла бы проглотить ни крошки. Неужели Дрессер уже наслышан о фальшивом письме? И от кого именно?
– Давайте не будем торопиться за стол, – сказала она. – Выйдем лучше ненадолго на террасу.
– Но ведь лучшие куски тотчас расхватают.
– Я это переживу. А вы?
– Что ж, пиршества бывают разные, – ответил Дрессер.
Тон его вновь заставил Джорджию вспомнить о ее благих намерениях. Она честно предупредила его, она была с ним даже более откровенна, чем с Селлерби, но сейчас все могло пойти насмарку.
– Я передумала, – сказала она. – Сейчас подадут жареного лобстера.
Дрессер взял ее за запястье:
– Расскажите мне о новых слухах.
Ладонь его была горячей – он держал ее за руку возле самого траурного браслета. Джорджии вдруг показалось, что Дрессер и Дикон заключили некий мистический союз в ее защиту.
– Возможно, добрый друг мог бы вам помочь.
Он намеренно употребил это слово, желая дать ей понять, что ни о чем не забыл. И не забылся.
Наверное, ту же цель он преследовал, рассказывая о знакомствах с женщинами разных стран. Такого рода похвальба была ему вовсе не свойственна. Наверное, он хотел, чтобы Джорджия поняла: она вовсе не единственная и неповторимая в его жизни, и его чувства не должны ее тяготить…
– Да вы ловко плаваете в мутной водичке! – улыбнулась Джорджия.
– Надеюсь, что так. – Он отпустил ее руку. – Расскажите, что вас так опечалило?
Они отошли подальше вдоль балюстрады, чтобы их разговор не достиг чужих ушей.
– Приходилось ли вам слышать о письме, предположительно полученном моей покойной свекровью, вдовствующей графиней Мейберри?
– Нет. И о вдовствующей графине я ровным счетом ничего не знаю.
– Наверное, в прошлом декабре вы еще были в плавании.
– Нет, уже на берегу, но тогда меня совершенно не волновала светская жизнь.
– Я говорю о покойной вдовствующей графине Мейберри, матери моего супруга. Она одобрила меня в качестве его невесты, но втайне рассчитывала на то, что мы с Диконом будем жить в замке Мейберри, под ее неусыпным надзором. Однако мы тотчас же с ней рассорились – ведь меня воспитали так, что именно я, будучи в браке, должна вести хозяйство и дом.
– И вы имели на это полное право, – сказал Дрессер и, помолчав, прибавил: – Примите мои извинения.
– За что?
– За то, что искренне считал вас всего-навсего павлином. Мне и в голову не приходило, что вы способны на нечто большее, нежели распускать хвост. Разумеется, вы вели хозяйство и наверняка управлялись с этим прекрасно.
– Надеюсь, мне это удавалось. Мы со свекровью заключили некое подобие хрупкого мира, но только лишь Дикон достиг совершеннолетия, он затеял переезд в Лондон. Я не слишком-то была в восторге от таких перспектив, однако в глазах его матери виновница переезда не кто иной, как я! Ведь она хотела и после совершеннолетия управлять своим сыном.
– Разумеется.
– Вы, верно, удивлены, отчего это я хожу вокруг да около, но иначе вы ничего не поймете. Покуда Дикон был жив, его мать недолюбливала меня и негодовала, но после его смерти я в ее глазах превратилась просто в исчадие ада! – Увидев, что Дрессер хочет что-то сказать, она жестом остановила его: – Да, я понимаю. Погибло единственное ее дитя, и ей просто необходимо было найти виноватого. А раз поползли гнусные слухи, то я стала самой подходящей мишенью.
Дрессер взял ее за руку, и у Джорджии не хватило сил воспротивиться.
– Когда в права наследства вступил новый лорд Мейберри, свекрови пришлось покинуть замок. Еще одна рана – несравнимая с потерей сына, – но все же рана. Она поселилась в Четемхеме и употребила все оставшиеся силы на то, чтобы уведомить весь мир о моем распутстве и вероломстве. Она даже писала мне гневные письма, но я не поддержала переписку. Нет, я не отсылала письма назад – это причинило бы ей лишнюю боль, – просто не отвечала, и все.
– Вы потрясающая женщина, Джорджия Мейберри.
– Скорее потрясающе невезучая. Не знаю, приложила ли свекровь к этому руку, однако истории обо мне расцвели бесстыдными подробностями – якобы я не только увлекла бедного ее сына на путь порока, но и сделала Ванса своим любовником, а потом подговорила его избавиться от моего мужа. – Ей пришлось умолкнуть, чтобы собраться с силами. – Я всерьез подозреваю, что под конец жизни она повредилась умом, – продолжила она, – потому что каждому приезжавшему с визитом она считала своим долгом поведать, что видела письмо Ванса. Якобы он писал, что я соблазнила его, подговорила убить мужа, пообещав, что, когда стану свободной, убегу с ним, прихватив фамильные драгоценности семьи Мейберри. Да, это было бы смешно, если бы столь многие в эту чушь свято не уверовали. Все это происходило в декабре. Я надеялась, что со смертью свекрови утихнут и слухи, но сегодня вечером они возродились с новой силой.
– Откуда вы это взяли?
– Мне сказали, что некто из присутствующих располагает этим письмом и угрожает публично его предъявить. Это вполне объясняет все возрастающую холодность гостей ко мне. Но кому могло понадобиться распространять столь вопиющую ложь? Кто и за что может так ненавидеть меня? – Когда Дрессер ободряюще сжал ее руку, Джорджия поняла, что неосознанно прильнула к нему, надеясь найти защиту. – Как это несправедливо, как подло, как ничтожно!
– К тому же это наглая клевета. Вы уверены, Джорджия, что вам все это не померещилось?
– Портерхаус, благослови его Бог, напрямик сказал мне об этом.
– Достойное поведение.
– Но все равно я не понимаю: за что? И зачем? Чего неведомый клеветник надеется таким образом достичь?
– Свергнуть леди Мей с пьедестала. Чистейшей воды зависть, как мне кажется. И вернее всего это женщина. И в наших силах ее обнаружить.
– Признаюсь, я думала о том же самом. Ведь здесь не более ста человек, и она среди них.
Дрессер улыбнулся:
– Я не ошибся. Вы поистине потрясающая женщина.
– Лишь потому, что жажду обнаружить врага?
– Нет. Потому что стремительно соображаете и верно угадываете вражеский маневр.
– Вы недооцениваете женщин. О боже, Уинни убьет меня, если вокруг меня вновь разыграется скандал!
– Я буду вас защищать. Как полагаете, мудрый полководец, с чего нам следует начать?
– У меня на примете трое наиболее вероятных подозреваемых.
– Кто же?
– Леди Уэйвени, леди Норт и мисс Кардус.
– Уэйвени… Да, он вовсю увивался вокруг вас во время обеда в Эрне, что наверняка взбесило его женушку. Мисс Кардус глубоко оскорбляет то, что в вашем присутствии мужчины напрочь забывают о ней. Уверен, что, когда вас нет рядом, она в центре мужского внимания.
