Древний Рим. Имена удовольствий - Регина Грез
– Да, нам нужны деньги. Я и об этом хотела с тобой поговорить. Кроме всего остального…
– А если я откажусь тебе помочь, кому еще ты себя предложишь? – сухо заметил он.
– Значит, вот как ты думаешь про меня! По-твоему, я буду бегать по городу, задрав подол, и умоляя каждого богача взять меня за пять тысяч сестерциев?
– Почему именно пять? – настороженно спросил Гай.
– Столько требуется для отсрочки нашего выселения. Хотя, это вряд ли спасет…
– Ха…
Я была вне себя от обиды и злости, когда он засмеялся, хитро прищурившись.
– Так куда ты пойдешь дальше, если я скажу, что не дам и асса за вашу развалюху?
– Куда я пойду? Хорошо! Я скажу тебе, куда я пойду! Если Оливия тоже откажется нам помочь, то мы с Клодием решили выпить яд. Он бездарный поэт. Я – неудачливая путешественница во времени, ничего доброго нас не ждет в мрачном мире, где все построено на деньгах и наживе. Дакоса я сегодня отпустила, Элиав решил умереть с нами, он не хочет попадать в гарем к богатенькому извращенцу, Мапроник пристроится куда-нибудь, этот лысый сатир точно не пропадет.
– Ты даже о рабах своих побеспокоилась, а я-то как без тебя…
Я даже не обратила внимание на то, как резко изменилось выражение лица Гая после моих слов, так была погружена в разыгрывание трагедии, якобы нас всех ожидавшей. На глаза невольно набежали слезы, я чисто по женски расчувствовалась, жалея сама себя и своего приятеля-поэта.
В помещение заглянул раб и мне пришлось спрятаться за широкую спину консула, чтоб не светить нагим телом.
– Господин! Вас очень желает видеть благородная Оливия Котта.
– Что еще за новости?
Я тотчас стиснула руки вокруг его шеи, будто желая задушить в порыве ревности:
– Значит, вот как, к тебе Оливия ходит? А ты врал, что не пускаешь женщин, притворялся отшельником.
– Оливия никогда не переступала порог моего дома, – оправдывался Гай. – Я не представляю, что могло заставить ее прийти. Следует скорее это узнать.
Он отвел мои руки и подошел к соседнему столу, собираясь надеть тунику. Мне пришлось последовать его примеру, хотя с гораздо большим удовольствием я бы продолжила любовные игры. Воистину, делу – время, потехе… одиннадцать минут.
Скоро мы вместе появились в атриуме, и я едва сдержала разочарованное восклицание, увидев, как изменилась Оливия. На ее щеках не было и следов краски, матрона выглядела постаревшей и подурневшей. Волосы были собраны небрежно, словно укладывались в большой спешке, шелковая одежда растрепана.
Ввалившиеся глаза лихорадочно блестели на бледном, изможденном лице, когда римлянка обратилась к Гаю:
– Уступи мне его дом! Я дам тебе любые деньги, сколько пожелаешь, я согласна на все, только уступи…
– О чем ты говоришь, женщина? – притворно изумился консул.
Я подбежала к Оливии и едва успела ее поддержать, она почти упала на колени. На подмогу тут же кинулся ее раб, до того держащий на плече увесистый мешок, видимо, полный монет.
– Что случилась? Ты не здорова?
Но матрона словно не слышала мой вопрос, продолжая умолять консула:
– Гай, заклинаю тебя, продай мне его дом. Мне только что рассказали о сделке. Я опоздала.
Я вопросительно и строго посмотрела на консула:
– И что ты молчишь? Она же страдает!
Гай только развел руками и плечами пожал:
– А что я могу сделать? Дом Клодия я еще утром оформил на твое имя, заплатил все долги и неустойку. Оливия, ты меня слышишь? Дом принадлежит Наталии, она теперь там хозяйка. Хотя… если согласится стать моей женой, я буду иметь полное право распоряжаться ее имуществом.
Я разинула рот и тут же прикрыла его рукой, я ушам своим не могла поверить. Неужели, это правда? Или только сладкий сон… Гай собирается на мне жениться? Воистину, воды Тибра побегут вспять!
На какое-то время в просторной комнате установилась тишина, нарушаемая негромким журчанием фонтанчика. Я наконец отвела взгляд от синевы консульских очей и обратилась к Оливии, которая в плачевном состоянии присела на низенькую скамеечку, заботливо подставленную слугами.
– Гай, ты не шутишь? Ты, правда, купил для меня дом Клодия?
– Все верно.
– И он теперь мой? Удивительно! А его рабы?
– И дом и все имущество поэта, живое и неживое – все принадлежит тебе.
Я была так взбудоражена этой новостью, что даже простила Гаю пренебрежительное отношение к Элиаву и… ну, о Мапронике я и сама была невысокого мнения, – сластолюбивый хитрец, что вечно притворяется немощным, но стоит хозяевам удалиться, откуда только берется прыть.
– Наталия, продай мне его дом! – обратилась теперь уже ко мне измученная матрона. Неужели это наше письмо так подействовало.
Я осмелилась дать совет.
– Ты все испортишь такой покупкой, Оливия, беда прошла стороной, а дом теперь – наш общий, мой и Клодия, мы будем владеть им вместе. «Какое это все же приятное чувство – владеть собственным домом!»
– Но как мне ему помочь?
– Лучше пойди и поговори, если он еще жив, конечно… Клодий тебя ждет. Только о тебе и говорит, но ведь он – гордый мужчина, ему трудно сделать первый шаг. Оливия, он тебя любит и будет рад даже дружескому участию. Если еще не поздно…
Не дослушав, вдовушка рысью покинула нашу комнату, а я крикнула вдогонку:
– Передай дяде, что никто не превратит его Царство Муз в красильню! А я приду позже и мы разделим отметим эту новость как подобает.
– Никуда ты не пойдешь!
Гай поднял меня на руки и понес в совсем другой коридор, а не тот, откуда мы вышли в залу.
– Что ты задумал? Куда ты меня тащишь, мужчина?
– Я буду любить тебя, пока не попросишь пощады.
– Это кто еще попросит, надо разобраться. Уверена, ты сдашься первым…
– Как знать… впрочем, если ты снова разомнешь мои ноги, я восстану даже из пепла.
– Я видела у тебя шрам на бедре – это память о прошлом походе? Разве консула не должны хорошо охранять, как же тебя могли ранить?
– В меня попала стрела. Рана была очень тяжелой, я едва выжил. Но все позади…
– Гай, спасибо… ты самый добрый, самый лучший…
– Думаешь, я просто так подарил тебе этот дом? Наивное дитя!
– Я буду расплачиваться с тобой до конца жизни?
– Именно так!
Вскоре мы оказались в комнате, что по всему облику служила спальней консула. Простая холостяцкая обстановка, минимум предметов и никаких следов роскоши. Гай опустил меня на ложе и прилег рядом:
– Моя царица.
«Кажется, из богинь меня несколько понизили…»
Что это? Вдруг
