Марина Фьорато - Зеркало смерти, или Венецианская мозаика
Он улыбнулся, вспомнив, как изобразил отравление ртутью — намазал углем язык и выпустил изо рта струйку черной слюны. Правда, он тут же перестал улыбаться, подумав, как страшно огорчил этим зрелищем Джакомо.
Он повернулся к Жаку.
— Просто постарайся держаться от ртути подальше. Ну вот, — сказал он и с помощью двух полосок кожи поднял огромное зеркальное полотно. — Серебрение проходит очень быстро. Видишь, уже высохло. Еще бы, такой жар от печи.
Жак в священном трепете смотрел, как досыхает смертоносный состав, и наконец зеркало с поразительной точностью воспроизвело его облик.
— Теперь взгляни. Видишь, края, где я прорезал пузырь, грубые? Мы выровняем их с помощью ножа и металлической линейки.
Коррадино подкрепил слова действиями.
— Нужно пройтись ножом только по серебрению, потому что, как видишь, стекло отрежется ровно по линии, которую ты проведешь. Нам подготовили много металлических линеек. Ты ведь знаешь, рамы для зеркал в палаццо должны быть изогнутыми, придется резать стекло по линейке.
Для наглядности Коррадино взял гибкую металлическую ленту и согнул. Жак кивнул, а Коррадино повернулся к новорожденному зеркальному полотну на скамье.
— Теперь возьмем замшу, обмакнем в квасцы и отполируем поверхность. Надо защитить ее и заставить блестеть. Видишь?
Жак думал, что зеркало уже не может стать ярче, но сейчас стекло словно запело. На лице юноши отразились изумление и восторг. Коррадино заметил, что у подмастерья полно вопросов.
— Мэтр, а как делают зеркала другие мастера?
— Зеркала существуют с давних времен. Арабы, эти неверные, полировали свои щиты и смотрелись в них. Другие народы раскатывали стекло тонким слоем, как тесто для пирога. Результат выходил сносный, но таким способом невозможно сделать большое зеркало. Когда стекло остывает и твердеет, то получается неровным. Дыханием можно надуть пузырь такой величины, какой позволит объем легких, потом нужно раскрыть его, и полотно удвоится в размерах. Простая математика.
Коррадино пожал плечами, заметив восхищение в глазах Жака. Увидел он и то, что руки мальчика тянутся к печи, как и у него когда-то.
Я много выболтал — сказал о своей работе больше, чем когда-либо. Люди, которые меня знают, думают, что я нем, точно устрица. Вот если б заговорили со мной о стекле, решили бы, что я болтлив, как попугай. Ну, хватит.
Он произнес слова, которые и не думал сказать однажды:
— Ну а теперь попробуй ты.
ГЛАВА 27
РЫЦАРЬ
Синьор Альдо Савини, хранитель редких книг в библиотеке Сансовиниана на площади Сан-Марко, был слегка удивлен, когда прекрасная блондинка попросила его помочь спустить с полки записи гильдии ремесленников, изготавливавших стекло и зеркала в XVII веке. Но надо полагать, она зарегистрированный читатель. Он посмотрел ее только что заламинированный билет. Судя по имени, она венецианка. Библиотекарь пожал плечами и выдал ей тонкие хлопчатобумажные перчатки.
— Вам нужно надеть их, синьорина. Книги очень ветхие. Укладывайте их на подставку, чтобы не повредить переплет, а страницы переворачивайте только за ламинированные закладки. К самим страницам не прикасайтесь.
Синьорина серьезно кивнула. Глаза у нее были зеленые с серебристыми пятнышками возле зрачков, цвета оливковых деревьев на ферме, где вырос Альдо Савини. Библиотекарь вдруг почувствовал, как забилось сердце, и повыше поднял очки — так он делал всегда, когда волновался. Альдо Савини не было еще сорока, и под его вязаной жилеткой билось сердце романтика. Он помог синьорине снять древние книги, при этом ее золотые волосы касались его руки, а аромат кокосового шампуня смешивался с запахом старинного пергамента. Когда она улыбнулась и поблагодарила его, Альдо подумал, что ради синьорины Манин готов сразиться с драконом.
В течение следующих нескольких месяцев Альдо Савини часто видел «принципессу», как тайно называл ее про себя. Она каждый раз обращалась к нему с необычной просьбой, которая стимулировала его как библиотекаря почти так же сильно, как ее внешность стимулировала его как мужчину. Записи гильдий, реестры, завещания, приходские книги, письма, счета — все это он с энтузиазмом искал и находил для нее. Ее вопросы, заданные на превосходном венето, интриговали его не меньше. Они всегда были связаны с одним и тем же человеком — Коррадо Манином. Даже Альдо Савини, ведший жизнь затворника, слышал об этом человеке. Принципесса засыпала его вопросами, потому что быстро узнала, что Альдо преподавал палеографию в университете Болоньи и читал старинные документы. Упоминалось ли в этих документах имя Коррадо Манина? А зеркало, которое контесса Дандоло оставила церкви Фрари,[81] — работа Манина? Упомянута ли люстра Манина в счете за работы для палаццо Бруни? В каком году был построен этот дворец? В корабельном журнале стоит фамилия Манин или Марин? Символ в свидетельстве о смерти означает ртуть или другое вещество? Альдо Савини увлекся этой темой, потому что его увлекла сама женщина. По всей видимости, ей помогали и в Ка'Фоскари, потому что из библиотеки она ходила за советом в университет и возвращалась с новыми вопросами. Вскоре библиотекарь узнал, что ее консультирует Эрманно Падовани, известный ученый, многие работы которого хранились в библиотеке. Иногда по воскресеньям принципесса не приходила, и Альдо знал, что она продолжает поиски в других местах. Профессор наверняка выхлопотал для нее пропуск в самые секретные архивы города.
В своих романтических мечтах Альдо Савини сделался рыцарем прекрасной принципессы. На ристалище библиографических знаний он противостоял черному рыцарю Эрманно Падовани и надеялся, что раскроет для нее тайну Коррадо Манина прежде профессора. Тогда он станет ее героем.
Зимой фантазии Альдо Савини разгорелись с новой силой: стало ясно, что принципесса беременна. Он видел, что ее живот увеличивается в размерах, а лицо округляется. Однажды он заметил, как, вглядываясь в корабельный журнал и перебросив волосы через лебединую шею, она записывает что-то в тетрадь, лежащую на животе. Сердце у него екнуло. Он, Альдо Савини, защитит ее от мерзкого соблазнителя, кем бы тот ни был. Он поможет ей завершить поиски. Ему нужно думать над прорывом. И однажды его посетила идея.
Альдо заметил, что в последние несколько недель в их поиски вкрался французский элемент: вопросы о судоходстве, о Версальском дворце, о производстве стекла в Париже, о дворе Короля-Солнца Людовика XIV. И тут Альдо осенило, что, если принципессу интересуют королевские дворы Европы XVII века, ей поможет один вездесущий уроженец их родного города.
