Донна Гиллеспи - Несущая свет. Том 3
Монтаний вздрогнул и очнулся от дремоты, смущенный тем, что не ответил сразу же.
— Прекрасная идея, мой повелитель. Я всегда говорил, что нашему, дорогому Марку Юлиану почаще следует приходить сюда и вообще бывать с нами, смертными.
Он тут же примолк, стушевавшись под ледяным взглядом Домициана, и стал лихорадочно перебирать свои слова, стараясь понять, что же в них было неподходящего.
— Своим отсутствием я вовсе не хотел кого-либо обидеть, — тихо сказал Марк Юлиан.
Его улыбка была не совсем понятна Домициану. Такая кроткая реакция наверняка разозлила бы его, если бы весь облик Марка Юлиана не излучал совершенно серьезной искренности и непосредственности.
— Но ты ведь знаешь, — продолжил он, — что традиции моей семьи запрещают держать пари на жизнь мужчины.
— Тогда побейся об заклад на жизнь женщины. Ну что, ловко я тебя поймал? В следующей паре будет выступать та ненаглядная амазонка, не так ли? — Император наклонился к списку пар, написанному золотыми буквами на папирусе, который держал Монтаний, и притворился, будто читает его. — Поставь на нее пятьсот сестерций. Ну что ты раздумываешь? Все сделали ставки на ее соперника, а ей нужна твоя помощь.
Марк Юлиан услышал шуршание подушек кушетки позади себя. Очевидно, Юнилла прислушивалась к их разговору и выбирала удобный момент, чтобы нанести неожиданный удар.
Марк Юлиан добродушно улыбнулся.
— Стало быть, я должен ставить на заведомый проигрыш? Ты думаешь, что если я разорюсь, это развеселит меня?
Юнилла рассчитывала на то, что Марк Юлиан выдаст свое возбуждение, но его спокойная реакция вывела ее из себя. Она все еще желала Марка Юлиана, но уже не могла удовлетворить свою страсть и от этого еще сильнее ненавидела его. Своим изощренным чутьем она ощущала, что между Марком Юлианом и Аурианой существовала какая-то связь, которая в ее воспаленном воображении приобретала совершенно чудовищные очертания. Вспоминая о своей жизни с Марком Юлианом, она во всем винила его, даже в смерти их младенца. Она отказывалась даже думать о причастности к этому делу Нерона, который, несмотря на всю свою циничность в отношении к ней, все же оставался покровителем и защитником ее юных лет.
«Ты бросил меня словно уличную потаскушку, не так ли? Да как ты смеешь быть таким самоуверенным, Эндимион!»
— Ах, ты моя маленькая синичка! — произнес Домициан, повернувшись назад и бросив на Юниллу похотливый взгляд. — А что ты думаешь по этому поводу? Или твоя восхитительная пустая головка все еще занята подробностями прошлой ночи?
И его жадная рука медленно поползла по крутому изгибу бедра Юниллы. Так заядлый коллекционер поглаживает с гордостью самую дорогую его сердцу статуэтку из коринфской бронзы.
Притворно скромничая, Юнилла обмахивалась веером из перьев попугая и ждала, пока все обратят на нее внимание.
— Я думаю, что мужчина просто обязан сделать ставку на женщину, которую он любит.
Она нанесла удар. Монтаний обрадовался, что ему удалось стать свидетелем этой сцены, которая могла перерасти в скандал с непредсказуемыми последствиями. Он теперь сидел как на иголках, выжидая момента, когда можно будет вернуться во дворец и рассказать обо всем Вейенто.
Домициан медленно повернулся к Марку Юлиану. Он не придал особого значения словам Юниллы, зная, что та могла предпринять и не такие попытки, лишь бы подорвать или вовсе уничтожить влияние Первого советника. Но зачем бросать ему в лицо такое странное обвинение, если оно не было правдой? Взгляд Императора постепенно менялся с недоуменного на злобный. Сама мысль, что с Аурианой мог переспать кто-то другой, вызвала у него бурю ревности, но предположение о ее связи с Марком Юлианом было просто невыносимо. Даже преторианцы из личной охраны, стоявшие в ложе, бросали на Марка Юлиана изумленные взгляды. Им казалось невероятным, что человек, занимавший столь высокое положение, мог совершить такой безрассудный поступок, который мог стоить ему всей карьеры. Это изумляло и производило впечатление какого-то нелепого фарса.
На лице Юниллы появилась невинная улыбка, изображавшая: «А что я такого сказала?» Она торжествующе посмотрела на Марка Юлиана, однако его вид горько разочаровал ее. В глазах Первого советника она увидела лишь спокойную, уверенную в себе силу. Ей даже показалось, что он был заранее готов к такому повороту событий. С огромным трудом Юнилла удержалась от того, чтобы не выплеснуть содержимое своей чаши для вина в лицо своему врагу.
— Неужели Аристосу наскучили любовные забавы с тобой? — неторопливо произнес Марк Юлиан. — Обычно в своей злобе ко мне ты переходила границы дозволенного только тогда, когда твой очередной любовник понимал свою ошибку и бросал тебя.
Очевидно, Домициан был единственным человеком в Риме, который не знал о связи Юниллы и Аристоса. Обычно он не скупился на наказания для тех, кто своим поведением порочил репутацию патрициев. Но ни у кого не хватало смелости сообщить ему об этом, поскольку существовал огромный риск, что он не поверит такому сообщению. И вот теперь Домициан повернулся к Юнилле, грозно вперив в нее свои взгляд. Его глаза готовы были прожечь ее насквозь презрением и гневом.
— Аристос? — прошептал он, задыхаясь от ярости, воображая, как эти двое слились в любовных объятиях — Аристос?
Если бы это сказал кто-нибудь другой, Домициан никогда бы не поверил этому с такой легкостью. Ответный удар Марка Юлиана был настолько потрясающим и неотразимым, что Юнилла в ужасе приоткрыла рот. Она жестоко просчиталась. Годы безбедной жизни под покровительством нескольких Императоров подряд приучили ее к мысли о собственной неуязвимости. Она никак не рассчитывала, что любовь Марка Юлиана к Ауриане окажется столь сильной, что он решится на самые жестокие выпады, лишь бы защитить ее. Теперь у нее не было ни малейшего сомнения в том, что между Первым советником и амазонкой из Германии действительно была связь.
Домициан брезгливо отдернул руку от Юниллы, словно эта женщина вдруг превратилась в ночной горшок с испражнениями. Его лицо стало серым, как пепел. Он решительным жестом отмел все ее попытки объясниться. Даже разговор с ней вызывал у Императора физическое отвращение.
— Уберите эту вещь с глаз моих долой! — последовала команда преторианцам.
Юнилла, не веря своим глазам и ушам, затрясла головой. Напоминающая башню прическа на ее голове стала рассыпаться, щеки окрасил пунцовый румянец, заметный даже сквозь толстый слой пудры из свинцового порошка.
— Не верь ему! Он презирает меня! — ее глаза горели огнем ярости.
