Кэтрин Сатклифф - Единственная моя

– Неужели!

Она сосредоточилась на лице дворецкого, упорно отказываясь взглянуть на Майлза.

Арман щелкнул каблуками и слегка поклонился, затем вновь повернулся к Майлзу, закрывая ему путь в дом.

– А кто, сэр, будете вы?

– Я Уорвик, – ответил Майлз хриплым шепотом.

Брови Армана взлетели вверх, а ничего не выражающие глаза окинули Майлза взглядом с макушки мокрой головы до кончиков грязных ботфортов. Он обратился к Оливии, не поворачиваясь:

– Позвать лакея, мадам?

– У меня нет лакея, – ровным голосом проговорил Майлз.

– Есть, – ответил Арман.

– Нет.

– Есть, – вмешался Жак, закивав так энергично, что его колпак съехал на лоб, затем отступил в ярко освещенный холл, хлопнул в ладоши и крикнул:

– Гюстав!

Пожав плечами, он засмеялся и добавил:

– Это сын Армана, oui?

Худенький юнец выбежал в коридор, поправляя свою ливрею, которая была ему явно не по размеру, и спотыкаясь в слишком больших для его ноги сапогах. Он не говорил ни слова по-английски, а что-то возбужденно залопотал Арману, который что-то ответил и указал на грязные сапоги Майлза с гримасой отвращения.

Майлз сощурился и, обойдя дворецкого, вошел в холл, где леса и лестницы громоздились вдоль стен, а банки с краской, кисти, молотки и пилы усеивали пол. Рабочие двигались по дому, как муравьи. Его руки сжались в кулаки, плечи напряглись, лицо угрожающе потемнело.

– Вы свободны, – сказала Оливия любопытным слугам, затем обернулась к мужу, когда они растворились без слов.

– Что, черт побери, здесь происходит? – загремел Майлз.

– Вы недовольны?

– Похоже, ты решила все здесь прибрать к рукам, пока меня нет.

– Я...

– И кто, скажи на милость, дал тебе право распоряжаться в моем доме и вбивать хотя бы один гвоздь без моего разрешения?

– Я...

– Ты так привыкла верховодить над Девонсуиком, включая и своего отца с сестрой, что решила, что можешь делать то же самое и здесь.

Он двинулся на нее. Она попятилась.

– Ну? – заорал он.

– Вам нет нужды повышать голос...

– И кто, черт побери, по-твоему, будет платить за все это?

Вскинув подбородок, она спокойно ответила:

– Я, разумеется.

Одна бровь взлетела вверх.

– Ты? – язвительно процедил он сквозь стиснутые зубы. – Конечно. Как я мог забыть? Ты же у нас с деньгами. Власть. Влияние. А я всего лишь нищий с протянутой рукой.

Они разъяренно уставились друг на друга. Глядя в побагровевшее от злости лицо Майлза, Оливия ждала, что его макушка взлетит к потолку в любую секунду, а Майлс думал, что у нее такой вид, будто она только что откусил кусок зеленой хурмы.

– Совершенно очевидно, – начала она более уравновешенным тоном, – что если это отсутствие понимания указывает на то, каким будет наш брак с тобой, не думаю, что он меня интересует.

Он уставился на нее.

Она удостоила Уорвика тусклой улыбкой и зашагала к лестнице.

– Что это ты делаешь, хотел бы я знать? – возмутился он.

– Иду в свою комнату, конечно.

– Ну уж нет, постой-ка, – бросил он позади нее. – Я не дам тебе просто так упорхнуть отсюда. Я собираюсь сказать тебе парочку слов.

– Каких же именно?

Вздернув подбородок, она взглянула на Майлза через плечо. Он стоял посреди холла, слегка расставив ноги, в мокром плаще, с которого грязная вода капала на идеально чистый пол. Рот Майлза был плотно сжат, глаза метали громы и молнии.

– Возможно, – сказал он более сдержанно, – ты откажешься пойти со мной в кабинет, где мы сможешь обсудить это наедине.

С побледневшим лицом он зашагал по коридору, перешагнув через лестницу и ногой перевернув банку с краской. Глубоко вздохнув, Оливия пошла вслед за ни» на безопасном расстоянии.

Он упал в кресло за столом, заметно расслабившие после того, как оглядел кабинет и обнаружил, что все на своих местах. Он удостоил лишь беглого взгляд! стопку гроссбухов, аккуратно сложенных с одной стороны стола.

– Я признаю, что переступила границы дозволенного, сэр. Я прошу прощения. Мое единственное оправдание – безграничная любовь к... этому дому и желание угодить вам. Если я оскорбила ваши чувства, мне искренне жаль.

Майлз устало закрыл глаза.

– О Господи! Что мне с тобой делать? Я еще никогда не встречал женщины, которую в одну минуту мне бы хотелось придушить, а в следующую...

– А в следующую, сэр?

Он оглядел ее из-под отяжелевших век, затем поднялся со стула и прошел к столику с напитками. Он плеснул немного в бокал и опрокинул его в горло, потом резко поставил его на стол и налил еще.

– Скажи мне, как моя мать? Без сомнения, вы с ней сделались большими друзьями в мое отсутствие. Она всегда умела заводить... друзей.

– Я думала, что к этому времени ты уже привык к мысли, что она останется здесь.

– Значит, ты знаешь меня далеко не так хорошо, как думаешь, милая. – Он выпил еще, на этот раз медленнее. – Забавно, правда? Что женщина, которой было наплевать на меня, когда мне было всего лишь восемь лет, теперь зависит от меня.

– Уверена, у нее были свои причины...

– Разумеется. Не могла же она заводить интрижки, имея ребенка, путающегося у нее под ногами. Как тебе хорошо известно, любовь моя, ублюдки имеют обыкновение мешать интимной жизни женщины.

Это едкое замечание на миг поразило Оливию.

– Это очень немилосердно, – мягко проговорила она.

– Но верно.

Сцепив руки, она подошла к Майлзу.

– Ты ненавидишь ее за то, что она сделала?

– Ты имеешь в виду, за то, что бросила меня или что родила меня?

– За то, что родила.

Он поднял голову и его грозный взгляд встретился с ее глазами.

– В чем дело? Тебе пришло в голову, что твой милый сынок, когда вырастет, будет презирать тебя за своего отца, точнее, за отсутствие такового? Думаю, тебе не стоит беспокоиться, милая. – Он обхватил ее щеку своей большой ладонью. – Есть разница между тобой и моей матерью. Ты любишь своего сына.

Мимолетная боль, отразившаяся в глазах Майлза и тоне его голоса, заставила сердце Оливии екнуть. А от того, что он держал в ладони ее лицо так нежно – почти с любовью, – у нее перехватило дыхание.

Салли появилась в дверях в свежевыстиранном форменном платье. Волосы ее были причесаны, собраны в узел на затылке и закреплены черной сеточкой и атласным бантиком. Она изобразила книксен и вежливо сказала:

– Добрый вечер, сэр и мадам. Арман говорит, что мистеру Уорвику нужна ванна.

Оливия наградила послушную горничную улыбкой и самодовольно вздернула бровью при виде ошеломленного лица Майлза.

– Арман прав, Салли. Пожалуйста, позаботься об этом.

– Вы хотите, чтоб я помогла ему с купанием? – спросила Салли, заставив Оливию взглянуть на нее, потом на Майлза.