Алина Знаменская - Рябиновый мед. Августина. Часть 1, 2. Дом. Замок из песка
Они болтали о разных вещах, а однажды он спросил:
– Августина, я заметил, что вам чем-то неприятен один человек в замке. Можете не отвечать, если не хотите.
– Вы весьма наблюдательны. Увы, это так.
– Он докучает вам?
Ася промолчала. Она не знала, как обозначить поведение приказчика. Ей просто неприятно его присутствие.
– Вы мне очень симпатичны, Августина, и я не хотел бы, чтобы вам кто-то досаждал. Хотите, я сделаю так, что он не посмеет к вам приблизиться?
Она с интересом взглянула на него. Впрочем, ей хотелось постоянно смотреть на него. Его лицо настолько притягивало взгляд, что она с трудом заставляла себя не смотреть на него слишком долго.
– Как же вы это сделаете?
– Это уж моя забота. Вам только нужно будет мне немного подыграть. Согласны?
– Согласна.
О! Как ей приятно было сказать ему это слово: согласна! Она готова была подыграть, она готова была находиться с ним рядом весь день! Они разговаривали, совершенно позабыв о воспитаннице.
Выдержать такое наказание для Лизы было трудной задачкой. Подувшись какое-то время, она поднималась и подходила к своей лошади. Тогда Ася и Лев возвращались, и урок продолжался.
С появлением в Буженинове архитектора жизнь для Аси приобрела новые краски. Просыпаясь поутру, она сразу вспоминала: Лев.
У нее были прежние занятия и прежние обязанности, и все же музыка ее жизни звучала иначе. Совсем иначе.
Его «игра», в которой она согласилась подыгрывать, состояла в их взаимном флирте, который они затевали, находясь в обществе приказчика. О, это была увлекательная и волнующая игра! Поначалу Ася опасалась, как посмотрит на это Ирина Николаевна, но хозяйка была настроена благодушно и к дружбе Аси и архитектора отнеслась снисходительно. Приказчик хмурился, злился, но теперь не имел никакой возможности вырасти перед Асей как из-под земли – почти всегда рядом с ней находился Лев. Конечно, она понимала, что отчасти их игра предназначена Ирине Николаевне. Но иногда ей начинало казаться, что это уже и не игра…
Всей большой компанией ходили в лес на пикники, и среди множества разговоров один обязательно принадлежал ей и ему. Позже наедине она мысленно перебирала каждое слово.
– Взгляните на этот гриб. Белый?
– Нет, подосиновик.
– Не может быть, Августина. Здесь и осин-то нет. Вы нарочно меня дразните?
– Какой же это белый? Как вам не стыдно!
– Я нарочно спросил, чтобы вы бранились. Мне нравится, когда у вас строгое лицо.
«Мне нравится, когда у вас строгое лицо… мне нравится… лицо». На все лады она перебирала подаренные ей фразы.
Он приходил в классную во время урока и смешил Лизу. Ася делала вид, что сердится, но на самом деле любила, когда он приходил.
– Ваша фрейлейн, Лиза, вас совсем замучила. Предлагаю отправиться на рыбалку. Возражения имеются?
Лиза отвечала ему обожающим взглядом, который Ася себе позволить не могла.
И они надевали соломенные шляпы и отправлялись на рыбалку. У них было специальное место – пологий бережок весь в камышах, в тени старого дуба. Здесь хорошо было сиживать в жаркий день, перебрасываясь словами, смотреть на поплавок и радоваться улову.
Правда, улов этот по большей части шел кошкам, которых на ночь запускали в подвал замка для ловли крыс.
Уложив Лизу, Ася отправлялась в библиотеку. В тот вечер она решила написать письмо Мане Вознесенской. Усевшись за длинным дубовым столом, крытым зеленым сукном, она обмакнула перо в чернила и вывела верхнюю строчку: «Милая Мари, здравствуй!»
Едва начертав приветствие, положила перо. Что писать о себе? Как описать то состояние предчувствия, которое полностью захватило ее и ведет за собой?
Хотела описать замок и свои занятия с подопечной, но что-то мешало. Что-то томило внутри. Словно то, что происходило с ней по внешнему плану, было не главным. И пока не станет происходить что-то главное, писать вроде бы и не о чем. Она забыла о письме и сидела, подперев кулачком щеку, глядя на догорающую за окном зарю.
Она услышала шаги и сразу узнала их. Шаги были мужские, но не тяжелые, как у полковника, не небрежные, как у приказчика, и не осторожные, как у доктора. Шаги были молодые, уверенные, волнующие.
– Августина! Вам не совестно?
Лев прошел к окну и сел на подоконник.
– Почему же мне должно быть совестно?
– Вам шестнадцать лет! А вы проводите свои вечера в библиотеке! Это безобразие.
Тембр его голоса касался кожи, заставлял волноваться. Ася с замиранием сердца прислушивалась к себе. Догадывается ли он, как действует на нее его голос?
– Где же я должна проводить свои вечера, Лев? Может быть, вы мне подскажете?
– Взгляните, какая ночь за окном!
Она подошла к окну, и ощущения, подстерегающие теперь повсюду, обрушились на нее. Его голос, его запах, его рука в темных коротких волосках…
– Вы предлагаете прогуляться? А Ирина Николаевна? Остальные?
– Доктор опасается простуды для нее, – ответил он с некоторым раздражением. – Но ведь вы, Августина, не боитесь простуды?
– Я могу простудиться только зимой. У меня крепкое здоровье.
– Я так и подумал.
Они спустились из башни через гостиную, в которой шла оживленная игра. Доктор что-то говорил, пряча карты от полковника, Ирина Николаевна смеялась. Приказчик ворошил угли в камине.
– Никто не надумал прогуляться к реке? – громко спросил Лев, на что полковник ответил:
– По-моему, вам, молодые люди, будет веселее без сопровождающих. Не так ли?
Юдаев открыл было рот, но хозяйка позвала его раздавать карты. После секундного колебания он повиновался.
Доктор что-то сказал, должно быть, соглашаясь с хозяином. От Аси не укрылась некоторая досада в глазах архитектора. Впрочем, это было мимолетным впечатлением, которое тут же испарилось, едва он повернул к ней свое лицо и заговорил. Они спустились вниз и направились к реке.
Здесь, уткнувшись носами в песок, стояли в ряд несколько лодок.
Ася забралась в одну из них, Лев оттолкнул посудину и прыгнул сам.
Замок – едва освещенный окнами среднего этажа – казался отсюда мрачным, таинственным. Луна вынырнула из-за макушки сосны и последовала за лодкой.
Только лишь редкий всплеск рыбины или скрип уключины нарушали волшебную тишину. Они были одни, и необходимость в их игре отпала, и от этого возникла некоторая неловкость.
– Расскажите мне о себе, – попросила она и удивилась, как звучит в ночи ее голос. Словно чужой.
– Рассказать? А не лучше ли ничего не знать… Тогда вы, Августина, можете сами придумать мою историю, а я – вашу.
