Вирджиния Хенли - Неутолимая страсть

— Я даже представить не могла, граф, что вы уже вернулись из Солсбери. Примите мои самые искренние соболезнования в связи с вашей потерей.

— Благодарю, Кэтрин. Отец серьезно болел, так что его смерть не была полной неожиданностью. Тренировки помогают избавиться от меланхолии.

— Вам нужно почаще вспоминать что-нибудь приятное, что вас объединяло.

— Я так делал, когда умер дед. У него были отвратительные манеры, и он получал бешеное удовольствие, когда удавалось стравить своих работников с соседскими землевладельцами.

Кэтрин рассмеялась.

— Мой дед тоже тот еще не обработанный алмаз.

— Могу я получить от вас какой-нибудь знак отличия, миледи, чтобы надеть его на турнирную битву?

— Ах, как романтично, лорд Пембрук. Для меня это будет большая честь, если вы наденете мой знак. Завтра я принесу вам сюда свой шарф.

— Сегодня вечером, так будет еще романтичнее, Кэтрин. Вы придете?

— Возможно.

Она уклончиво улыбнулась.

Вечером за ужином Кэтрин сидела рядом с Филаделфией. Они болтали о том о сем, наблюдая за тщательно продуманным ритуалом подачи еды для королевы. Одна из фрейлин после грациозного коленопреклонения подала королеве тарелки с хлебом и солью. В это время дворцовые стражники доставали с кухни золоченые блюда. Мэри Фиттон, самая юная из девушек королевской свиты, поднесла на кончике своего ножа каждому стражнику по кусочку от того, что лежало на блюде, которое он принес. Так проверялась королевская еда на присутствие яда.

— Эта очаровательная девушка любит угощать мужчин из своих рук. Кто-то нашептал мне, что ее связь с казначеем Кнолисом — дело прошлое. Теперь у нее другой любовник. Об этом все говорят — и леди, и джентльмены.

Кэтрин была в шоке.

— Значит, они не настоящие джентльмены. Кстати, граф Пембрук попросил разрешения носить мой знак на турнире в следующем месяце. Я уверена, ты согласишься, что Уильям Герберт настоящий джентльмен.

— Он, конечно, дворянин, а насчет всего остального тебе придется убедиться самой, дорогая.

После ужина Кэтрин вернулась к себе, достала белый шелковый шарф и убила на вышивку два часа. Кончиком пальца погладила красный высунутый язык крылатого дракона, размышляя, надо ли идти на встречу с Пембруком. «А что ты теряешь?» — тряхнув головой, спросила она себя. «Во всяком случае, не девственность», — насмешливо отозвался внутренний голос.

— Кэтрин, я ждал больше часа, но решил не сдаваться. Спасибо, что пришли. Вы потрясающе красивы в свете полной луны. Принесли мне то, о чем я просил?

— Да, Уильям, шарф с крылатым драконом Уинтонов — моим старинным гербом. — Она игриво обмотала ему шею шарфом. — Его мистическая сила сделает вас непобедимым.

Пембрук стянул шелк с шеи, поцеловал и вдохнул пьянящий аромат, исходивший от него.

— Знак моей дамы. — Он накинул ей шарф на шею и притянул Кэтрин к себе. — Есть какая-то предопределенность в том, что наши фамилии Уилтон и Уинтон — отличаются одной лишь буквой.

— Предопределенность?

Кэтрин не дышала в ожидании поцелуя.

— И будет вполне естественно, если они соединятся.

Он прижался к ней губами, словно подтверждая свои слова.

— Милорд, вы торопитесь.

Кэтрин отстранилась, но совсем немного.

«Он явно опытный человек. И поцелуй был полон соблазна. Но, слава Богу и всем святым, от его прикосновений у меня не кружится голова. С Уильямом Гербертом, мне кажется, я буду контролировать ситуацию».

— Под луной все выглядит невероятно романтично. Давайте пройдемся вдоль реки.

— Кстати, я намекнула королеве, что придворные дамы с удовольствием посмотрели бы какую-нибудь пьесу Уильяма Шекспира.

— Благодарю, Кэтрин. Только этим утром королева поинтересовалась у меня, могу ли я устроить выступление артистов театра «Глобус» в Уайтхолле на празднествах в день коронации. Какую пьесу вам хотелось бы увидеть больше всего?

— Про любовь, конечно.

Он обвил ее руками.

— О, конечно! Любовь вы и получите, Кэтрин Сетон-Спенсер.

Терпения Патрику хватало ненадолго, но вот решимости, переходящей в упрямство, было не занимать. Вместе со своим отрядом он шаг за шагом прочесывал территории у английской границы. В первых числах октября их даже занесло в горы на севере. Но все слухи о местопребывании того, кого они разыскивали, так и оставались слухами.

Пока все Хепберны коротали время у костра, размышляя, что делать дальше, Патрик вглядывался в пламя, загипнотизированный синими и оранжевыми всполохами огня. Ему вдруг пришел в голову образ той местности, где он должен поискать Фосса Армстронга. В середине октября после затишья летних месяцев снова возникала необходимость патрулировать смежные территории: грабители опять начали уводить скот.

Патрик вскочил, и все посмотрели на него, ожидая решения. Он коротко бросил:

— Замок Хермитидж!

На третий день после жесточайшей гонки подтвердилась безошибочность инстинкта Хепберна. Он все-таки нашел Фосса Армстронга. Тот и восемь его бандитов закрылись в мрачном форте. Патрику нужен был только Фосс, остальные, при желании, могли отправляться куда угодно.

— Я хочу получить назад мои пять тысяч плюс тысячу за хлопоты.

— Понятия не имею, о чем это ты, — прохрипел Фосс.

— Армстронги очень любят прозвища. Есть среди них Уилли Безносый. Как тебе понравится, если тебя будут называть Фосс Без Яиц?

Смуглое лицо Армстронга стало просто серым. Хепберн улыбнулся:

— Нет-нет. Я не настолько жестокий. Во всяком случае, пока. Но если вернуться к прозвищам, то я предпочел бы Фосс Беспалый. Будешь лишаться каждый день по одному пальцу, пока я не получу мои деньги.

Он взялся за топорик.

Армстронг забился в путах.

— Скачи к королю! — крикнул он своему первому помощнику. — Скажи, что его главного наблюдателя на границе захватили. Скажи, что я выдвину обвинения против Хепберна!

Не торопясь, Хепберн положил руку Армстронга на стол и, резко опустив топорик, отрубил мизинец.

Второй человек в команде Фосса кинулся к коню и как стрела вылетел из замка в сторону Эдинбурга. Никто не стал его задерживать.

Пока Армстронг в ужасе пялился на свою руку, Хепберн напомнил ему:

— Ты же ведь знаешь, каким нудным становится малыш Яков, когда нужно принять решение. Ему потребуется неделя, чтобы заступиться за тебя. А это семь дней. Значит, к тому времени у тебя останутся только два больших пальца. — Хепберн кивнул Джоку. — Прижги обрубок, чтобы ему легче думалось.

Когда Джок сунул в огонь кочергу, Армстронг завизжал.

— Привезите деньги! Чтобы были здесь завтра к этому времени.