Кэрол Мортимер - Опасный обольститель
План был прост — он хотел, чтобы между ними завязалась драка. Тогда-то он, по выражению Женевьевы, «жестоко поквитается с Уильямом». Все вышлем именно так, как он задумал.
— Видели бы вы сейчас того, с кем я дрался. Тогда бы поняли, что мои синяки и ушибы ничто по сравнению с теми травмами, которые я нанес ему, — со смехом рассказывал он Женевьеве после своего разговора с Уильямом Форстером.
Когда дворецкий пропустил его в гостиную, Женевьева заметила у него под глазом синяк и, с тревогой взглянув, принялась расспрашивать о том, что случилось.
— Спасибо, что впустили Бенедикта, Дженкинс, — поблагодарила Женевьева дворецкого и отпустила кивком. Дженкинс тут же покинул комнату. — Я догадываюсь, с кем вы подрались, Бенедикт, — продолжила она, как только слуга удалился.
— Конечно, вы же умная женщина. — Он стоял посреди гостиной и во все глаза смотрел на нее. В голубом платье она была удивительно прекрасна. Этот цвет очень шел к ее глазам. — Вы сегодня потрясающе выглядите, любовь моя.
Женевьева зарделась от удовольствия. Она в свою очередь взглянула на Бенедикта. В этот вечер он тоже был невероятно, потрясающе красив. Черные вьющиеся волосы обрамляли смуглое лицо. Черные глаза сияли. Синяк не только не портил его, но и придавал необъяснимую и опасную прелесть.
— Если вы хотите произвести на меня впечатление, рассказывая всякие небылицы… — лукаво глядя на него, начала она.
— Я говорю вам чистую правду, Женевьева, — поспешил заверить Бенедикт.
— Значит, вы признаете, что хотите произвести на меня впечатление? — с притворным неодобрением спросила она.
— Да, но никаких небылиц рассказывать не собираюсь. Все, что я сейчас вам расскажу, — это чистая правда.
— Тогда расскажите о своей встрече с Уильямом, ничего не утаивая, — потребовала Женевьева. — Мне нужно знать все до мельчайших деталей.
— Хорошо, расскажу.
Женевьева осторожно коснулась синяка под его глазом.
— Бедный вы бедный, — пробормотала она. — Неужели он избил вас?
Женевьева помрачнела. Должно быть, вспомнила о побоях, которые когда-то Уильям нанес ей самой.
— Вообще-то драку начал я, а не Уильям. Он просто защищался. Кстати, этот синяк он поставил мне не кулаком, как можно было бы ожидать, а носком ботинка. Видели бы вы его в эту минуту. Он повалил меня на пол, а потом ударил ногой. Очень был похож на разгневанного слона. Такой же неловкий и неуклюжий.
Бенедикт описал ей эту сцену так ярко и смешно, что она не смогла сдержать улыбку, вдруг представив неуклюжего и разгневанного Уильяма, который…
— Я рада, что все обошлось, но вы обещали, что придете сегодня вечером целым и невредимым, а между тем…
И она опять взглянула на его синяк.
— Вообще-то я не обещал. Я сказал лишь, что обязательно поужинаю с вами сегодня вечером, и ничто не сможет мне помешать. — Бенедикт нежно сжал ее руки. — Откровенно говоря, я съел бы вас куда охотнее, чем самые роскошные блюда, которые вы приказали подать.
— Бенедикт! — протестующе выставив вперед руку, воскликнула Женевьева.
— Да, любовь моя? — с невозмутимым видом откликнулся Бенедикт и припал губами к ее шее, сделав вид, что хочет укусить.
— Неужели любовники так бесцеремонно ведут себя друг с другом, когда собираются вместе поужинать?
— Думаю, да.
— Но… Но ведь вы гораздо опытнее во всем, что касается отношений между мужчиной и женщиной, чем я… — запинаясь, проговорила Женевьева. Сердце ее готово было выпрыгнуть из груди, во рту пересохло от волнения.
— Неужели вы действительно так думаете?
— А разве не так? Я не права?
Бенедикт припал губами к ее груди, выступающей из-под декольте, и Женевьева вскрикнула от неожиданности:
— Бенедикт! Что вы делаете?!
Ее смутило его поведение, но он не обратил на это никакого внимания и продолжал осыпать поцелуями ее грудь.
— Не знаю. Возможно, вы и правы. Во всяком случае, ни с одной женщиной я не вел себя подобным образом.
— Прекратите немедленно! — прикрикнула Женевьева.
Бенедикт неохотно оторвался от ее груди и посмотрел ей в лицо. Глаза его потемнели от страсти. Губы их находились на опасном расстоянии друг от друга.
— Обсуждать свои прежние романы с новой возлюбленной по меньшей мере нетактично. Хотя ни с одной женщиной у меня не было таких отношений, как с вами.
Женевьева нахмурилась еще больше.
— Никогда и ни кем я не был увлечен так, как вами.
— Но мы с вами знакомы всего две недели.
— И это на двенадцать или на тринадцать дней дольше, чем длились мои интрижки с другими женщинами, — серьезно заверил ее он.
Женевьева молча смотрела ему в глаза, пытаясь понять, шутит он или говорит серьезно. По взгляду его темных глаз поняла, что это не шутка. Неужели Бенедикт действительно в нее влюблен? Неужели такое возможно?
— Но я думала, что… — начала она.
— Что вы думали, любовь моя?
— Я думала… Не важно. Мне нужно рассказать вам о чем-то очень важном, — сказала Женевьева. Она вдруг погрустнела и несколько смутилась.
— И о чем же?
— Боюсь, вы возненавидите меня, если узнаете.
— Возненавижу? Ну что вы! Спокойно рассказывайте свою тайну. Не думаю, что какой-либо ваш секрет изменит мое отношение к вам. — Слова Женевьевы заинтриговали его.
Она нервно облизнула губы.
— Несколько недель назад на балу у Софии Роудандз я… Так получилось, что я… — с трудом подбирая слова, начала рассказывать она. — Я сказала своим подругам, Софии и Пандоре, что… что теперь, выдержав положенный год траура, мы должны непременно найти себе любовников до конца сезона. — Она грустно покачала головой. — В тот момент я думала, что смогу… Что у меня получится… Но… Не важно. — Она поморщилась. — И тут как раз на бал прибыли вы и ваш друг Руперт Стерлинг. И я сказала, что эти симпатичные джентльмены могут стать нашими любовниками.
Бенедикт в удивлении взглянул на Женевьеву. Неужели она считала, что шокирует его этим своим признанием? «Какая же она наивная», — подумал он.
— И теперь вы жалеете, что Руперт предпочел Пандору вам? Именно в этом вы собирались мне признаться?
— Нет, что вы! — запротестовала она. — Тем более что… он пугает меня больше, чем вы.
— Он вас пугает? Почему?
— Он очень высокомерный и насмешливый, — объяснила Женевьева.
— И я, по вашему мнению, такой же? Ведь вы сказали, что я тоже вас пугаю.
— Да, вы такой же, высокомерный и насмешливый, — невозмутимо глядя на него, ответила она. — Но с тех пор как вы впервые поцеловали меня, все изменилось. Я вас больше не боюсь.
