Кара Эллиот - Не в силах устоять
— Сапог? — в недоумении спросила она.
Указав на каменный бордюр вокруг солнечных часов, он сделал вид, будто ударяет по какому-то предмету.
— Просто надо положить орех на плоский камень и как следует ударить.
— Сапогом?
— Мой сапожник делает очень крепкие каблуки.
Элиза ухватилась за сапог и стала его тянуть.
— За это он берет особую цену?
— Нет, за английские орехи не берет, — с серьезным видом сказал Гриф. — Только за испанский миндаль и французские лесные орехи.
Она рассмеялась, и все ее тревоги вмиг рассеялись.
— А как насчет американского ореха пекана?
— За него — двойную цену.
При этих словах сапог неожиданно соскользнул с ноги Грифа, и Элиза упала на траву.
Он начал смеяться.
— Ах вы, скверный человек! Вы это сделали нарочно, не так ли? — Она села и нацелилась сапогом ему в голову. Но приступ смеха помешал ей выполнить угрозу.
Ее жест заставил Грифа рассмеяться еще громче.
— Вы выглядите как разгневанная богиня Земли, ожившая в клумбе с цветами. — Он поднял руки, сдаваясь. — Что я могу предложить, чтобы смягчить ваш гнев?
Сапог опустился рядом с ним.
— Колите орехи! — скомандовала Элиза. — Снимайте скорлупу и кормите меня орехами, пока я буду возлежать на своем травяном троне.
Откинувшись назад и опершись на локти, она закрыла глаза и позволила теплу солнца окутать ее тело. Ароматы цветов щекотали ей ноздри, птички пели ей серенады, а пчелы кружили над венчиками цветов. Как было бы замечательно, подумала она, если бы можно было поймать некоторые волшебные моменты, заключить их в бутылку и сохранить навечно.
— Помечтай, — прошептала она.
Однако звук раскалываемых орехов вернул ее к действительности, и с печальной улыбкой она напомнила себе старую поговорку: «Ешь, пей и веселись, потому что завтра…»
Завтра… Она не будет думать о том, что будет завтра. Какой в этом смысл?
Приоткрыв один глаз, она наблюдала за тем, как он собрал очищенные орехи и сел рядом с ней.
— Откиньтесь назад и откройте рот, ваше величество.
— Ммм. — Она медленно жевала, а потом проглотила. — Амброзия. Я могла бы к этому привыкнуть.
Он кинул ей в рот еще один орех.
— Главный Хранитель Кожаного Сапога к вашим услугам в любое время.
— Ммм. Будьте осторожны, лорд Хадден. Вы рискуете оказаться в рабской зависимости на всю жизнь. — Поздно спохватившись, что ее слова прозвучали двусмысленно, она покраснела. — То есть я…
Еще одна порция орехов заставила ее замолчать.
— Бывают судьбы и похуже, — небрежно откликнулся он. Сняв чулок, Гриф пошевелил пальцами. — Я понимаю, почему вы сюда приезжаете. Здесь так спокойно.
— А вы много времени проводите в своем поместье, сэр?
— Нет. Я слишком долго им пренебрегал. И как выяснилось, совершенно напрасно. — Он глубоко вздохнул. — Ведь Лондон постепенно теряет свою привлекательность.
— Я думаю, что вы были бы счастливы в деревне.
— А сейчас я не кажусь вам счастливым?
Она ответила не сразу.
Он ждал, подняв черную бровь.
— Итак?
— Мне кажется, что вы почувствовали бы себя в данный момент более счастливым, если бы сняли и другой сапог. Ваша левая нога, должно быть, горит, как в аду, — не удержалась она от не совсем приличного замечания.
Он пошевелил пальцами.
— Конечность была бы вам весьма благодарна за помощь.
Второй сапог был снят без особых неприятностей.
— Теперь конечность должна мне в награду торт с заварным кремом.
— Заметано, — весело пообещал Гриф.
Они сели рядом. Их плечи касались, пальцы на ногах шевелились на одном и том же клочке травы. Его близость странным образом успокаивала.
— Почему вы улыбаетесь? — спросил Гриф.
— Я представила вас, ваша светлость, в образе хорошо разношенного ботинка.
Он потянулся.
— А я-то думал, что я — воплощение мужского великолепия.
— Вы всегда глупеете в присутствии леди?
— Нет. Я так мало знаю таких, которые позволили бы себе смеяться. Или надеть цыганские шаровары и есть торт с заварным кремом на лоне дикой природы.
— Все-таки мы странная пара, — сказала она задумчиво.
Из его груди вырвался звук, который было трудно определить — то ли это был смех, то ли он просто откашлялся.
— Между прочим, откуда в вашем гардеробе такие интересные вещи?
— Каждое лето через нашу деревню проходит цыганский табор. Я познакомилась с одной из женщин — целительницей, хорошо разбирающейся в лекарственных травах. Она отдала мне эти вещи в качестве подарка в ответ на то, что я сделала специально для нее несколько картинок.
— Вот как. А вы рассказывали мне, что вам не хватает таланта.
— Эти картинки были не слишком хороши.
Он надолго задумался.
— Вы опять скромничаете, леди Брентфорд. Я все думаю, какие тайны вы от меня скрывает? И почему?
— У нас у всех есть тайны, лорд Хадден. — Она вспомнила его блокнот и то, с какой неохотой он делился с нею его содержанием. — Неужели вы хотите сказать, что ваша частная жизнь — это открытая книга?
— Нет, естественно. Хотя кое-что все-таки выплеснулось на первые полосы скандальной прессы.
Элизе не хотелось думать об этих его подвигах, включавших искрящееся шампанское и роскошных женщин. Она вдруг почувствовала себя скучной простушкой, убогой провинциалкой.
— Скормите мне еще один орех, Главный Хранитель Кожаного Сапога. — «Буду пока наслаждаться фантазиями», — подумала она. У иллюзий была противная привычка бесследно исчезать в облаках плохо пахнущего дыма.
— Как скажете, ваше величество. Закройте глаза и откройте рот.
— Если вы сейчас сунете мне в рот дождевого червя, я превращу вас в лягушку, — предупредила она.
— А я попрошу, чтобы меня поцеловала сказочная принцесса и превратила в прекрасного принца.
— Не испытывайте судьбу. — Она села и открыла рот.
— Закройте глаза! — повторил он. — Не жульничайте.
— Хорошо, хорошо. — Элиза зажмурилась, хотя чувствовала себя глупо — словно ловушкой для мух.
В рот попали два кусочка ореха.
— Очень метко, — сказала она, проглотив оба.
— Я неплохо играю в крикет, — ответил он. — А теперь попробуем закрученный бросок.
Следующий орех соскочил с ее губ и упал в открытый ворот ее блузы. Она открыла глаза.
Смеющееся лицо маркиза было совсем близко.
Его смех становился все громче, а земля под ней начала крениться и вращаться. Разум отлетел на крыльях ветерка, и неожиданно Элиза наклонилась вперед и впилась в рот Грифа в бесстыжем поцелуе.