Жюльетта Бенцони - Недостойные знатные дамы
Засим тяжелая повозка тронулась с места, под звон бубенцов выехала со двора «Пла д'Этен» и по бульварам покатила в Шарантон. Там, сменив лошадей, кучер взял направление на Мелен, оттуда было уже сравнительно недалеко до Лиона. Но меленский почтмейстер напрасно ждал прибытия лионской почты…
Однажды утром примерно в лье от Мелена, на перекрестке, перепуганные крестьяне обнаружили тело Одебера — иссеченное сабельными ударами, оно валялось в канаве. Немного подальше с перерезанным горлом лежал Эскофон. Две выпряженные из кареты лошади были заботливо привязаны к дереву — их ржание и привлекло крестьян к месту трагедии. Почтовый возок, стоявший немного поодаль, был пуст, рядом с ним валялись почтовые мешки, содержимое которых — письма и мелкие пакеты — было рассыпано по полю. Виноторговец по имени Пьер Ааборд исчез.
Едва жандармерия начала расследование, как от свидетелей не стало отбоя: бандиты были настолько неловки, что совершили злодеяние чуть ли не у всех на глазах. Небывалый случай! Тотчас стало известно, что помимо Пьера Лаборда, чье участие в ограблении ни у кого сомнений не вызывало, преступников было четверо. Свидетели в один голос твердили, что на участке дороги между Шарантоном и Меленом несколько дней подряд курсировали четыре всадника с весьма подозрительными физиономиями. В Шарантоне эти люди зашли в кабачок Шатлена пропустить по стаканчику, и хотя вели они себя тихо, две служанки, гражданка Гростет и гражданка Сотой, прекрасно их запомнили. То же произошло и в Мелене, где у одного из всадников отлетела шпора и он попросил веревочку, чтобы подвязать ее. Наконец ближе к вечеру накануне рокового дня разбойники остановили крестьянина и спросили у него, в котором часу почтовая карета на Лион обычно проезжает через лес. Словом, в искусстве оставлять после себя следы преступники могли бы поспорить с самим Мальчиком с пальчик.
Третий першерон из тех, что были запряжены в почтовую карету, покорно вернулся к себе в конюшню; еще одну лошадь, явно принадлежащую бандитам, нашли на улице Парижа. Отыскать барышника, снабдившего конями четверых преступников, труда не составило. Барышника звали Бернар; его запугали, и он указал на человека по имени Этьен Куриоль, с которым вел переговоры о найме лошадей. Этого-то Куриоля и арестовали в Шато-Тьери. При нем были найдены толстая пачка ассигнаций из лионской почты и кое-какие бумаги, которые были тут же конфискованы, — а заодно с ними и бумаги Гено.
Когда Лезюрк и Гено прибыли в обитель правосудия, им предложили подождать в просторной передней, где на скамьях уже сидело множество людей. Напротив них расположились две женщины крестьянского вида; пристально посмотрев на обоих друзей, они неожиданно пришли в неописуемое волнение. Как потом выяснилось, это были гражданки Сотой и Гростет, служанки из кабачка в Монжероне: они прибыли сюда, чтобы ио-. вторить свои показания перед судьей Добетоном, которому было поручено вести расследование по делу о лионской почте. Служанки так яростно перешептывались, глядя на Лезюрка, что тот, раздраженный, повернулся к ним спиной. Впрочем, вскоре женщины исчезли за дверью кабинета судьи.
Они оставались там довольно долго. Лезюрк и Гено уже готовы были возмутиться затянувшимся ожиданием, как вдруг к ним подошел жандарм и заявил, что судья ждет их.
— Нет, мне к судье не надо, — рассмеялся Лезюрк. — Это у моего друга дела с правосудием.
— Судья приказал привести вас обоих! Вы должны идти вдвоем.
Решив, что жандарм ошибся, Лезюрк пожал плечами и последовал за приятелем к судье. Там его ждал неприятный сюрприз: его обвинили в том, что он — один из участников банды, ограбившей лионскую почтовую карету!
— Это точно он! — взволнованно говорила гражданка Сотой. — Я его узнала! Подумайте сами — такие волосы нечасто встретишь.
— Вы… меня узнали?! — в изумлении выдавил из себя Лезюрк. — Но где вы могли меня видеть?
— Да у нас в трактире, в Шарантоне, где же еще? Вы с приятелями зашли выпить по стаканчику, я видела вас собственными глазами, и гражданка Гростет — тоже. И этот, второй, гражданин тоже там был, клянусь!
— Я?! — изумился Гено. — Господин судья, да они обе просто с ума сошли!
— А это мы еще посмотрим, — отрезал судья и обратился к жандарму:
— Идите и приведите заключенных.
В Консьержери уже было двое узников, проходивших по делу о лионской почте: Куриоль и его приятель по имени Ришар, который хотел помочь другу бежать, однако сам был задержан. Служанки тотчас опознали и Куриоля, и его приятеля, поэтому у судьи не было оснований сомневаться в их правдивости относительно Лезюрка. Тем более что «карточка благонадежности», которую он предъявил, желая доказать свою лояльность, оказалась фальшивой… Вдобавок судьба зло посмеялась над друзьями: Гено, как оказалось, был знаком с Куриолем, которого он встречал в Шато-Тьери, а Лезюрк — с Ришаром, у которого он несколько раз обедал. Итак, день этот, начавшийся для молодого рантье столь счастливо, завершился для него мрачно и печально — в тюремной камере, в каменных стенах Консьержери.
Сорок восемь часов несчастная Жанна-Эме не знала, что случилось с ее мужем. В отчаянии она искала его повсюду, не зная, какому святому молиться, и дрожа от страха — она боялась, не случилось ли с ним что-нибудь ужасное. На третий день к ней нагрянули жандармы; они перевернули вверх дном ее жилище, пытаясь отыскать улики, и вскользь сообщили ей, что муж ее обвинен в убийстве: он причастен к делу о лионской почте.
Жанна-Эме помчалась в тюрьму, захватив с собой, как ей посоветовали, немного белья, одежды и денег. Как ни странно, свидание тотчас разрешили, и, упав на грудь к мужу, она разрыдалась.
— Жозеф! Ведь это невозможно! Скажи мне, что это не правда!
— Ну как же это может быть правдой, Эме? Ты прекрасно знаешь, что в этот день я не покидал Парижа. Я обедал у приятелей, и они могут это подтвердить. Не волнуйся: это ошибка, и она скоро разъяснится.
— А эти женщины, которые тебя обвинили?
— Именно они и ошибаются — очевидно, я стал жертвой случайного сходства. Не переживай. Верь мне и ничего не бойся. Я скоро вернусь домой.
Лезюрк и в самом деле в этом не сомневался: у него было неопровержимое алиби и множество свидетелей. К несчастью, судья отнесся к нему предвзято: он почему-то свято уверовал в показания служанок. По мнению Добетона, свидетельства друзей Лезюрка могли быть только ложными, и он не желал тратить время на их заслушивание до начала процесса. Впрочем, ждать пришлось недолго: в те времена суд был скорый и не слишком отличался от суда во времена Террора.
Процесс начался 2 августа. Лезюрк ждал его с нетерпением, уверенный, что на суде ему дадут слово, выслушают и, наконец, позволят объяснить присяжным и зрителям, что произошло.
